– Атамана зови! Живо!
Рот как будто тканью набит. Что-то липкое на подбородке. В горле защекотало. Мельца закашлялась, глотая ртом воздух, а от губ потянулись белые липкие нити. Она попыталась их выплюнуть. Но паутина приклеила язык к нёбу.
Дышать… Нужно дышать… Но от ужаса она могла только стонать, пытаясь избавиться от этой мерзости во рту. Чьи-то обжигающе горячие ладони прижались к плечам. Мельца дёрнулась, попыталась отползти. Но спина прижималась к чему-то твёрдому. Дальше уже некуда убегать. Некуда. Кричать! Она ведь может кричать! В прошлый раз её никто не услышал, а сейчас она даже звука выдавить из себя не может. Но больше она не дастся так просто. Размахивая руками, она набросилась на того, кто жёг её кожу. Пальцы впились в человеческую плоть, во что-то шершавое и колючее. Ногти царапала и рвали. Она не позволит больше этому повториться. Убьёт его или себя…
Её встряхнули, как куклу. Голова дёрнулась назад, и перед глазами вместо чёрного неба мелькнул потолок. Чужие ладони ещё сильнее сжали плечи – металлом раскалённым к ней прикоснулись. Мельца закричала от острой боли, разлепив, наконец, губы.
Твёрдая рука вцепилась в подбородок, и Мельце показалось, что там кожу тоже опалило огнём. Из глаз брызнули слёзы. Как же больно.
– Смотри на меня!
Она попыталась вырваться. Ну, ещё разок! Ей ведь почти удалось прежде. Нога попала во что-то твёрдое, и тихо застонал кто-то. Перед ней мелькнуло ещё одно лицо. Чужое. Но смутно знакомое. Всё вдруг стихло и замерло. Время остановило свой бег, сжалившись над Мельцей, и она смогла разглядеть того, кто так нещадно жёг её кожу. Она увидела две луны. Две серебристых равнодушных луны. Там, в лесу, над ней висела и смеялась одна. А сейчас их почему-то было две. Расплавленное серебро плескалось в чёрном небе. Секунда – и луны скрылись. А потом появились вновь. И только после этого Мельца поняла, что это и не луны вовсе – это глаза. Чьи-то серебряные сверкающие глаза с чёрными-чёрными ресницами. У того, кто рвал и терзал её тело, глаза были другие. А что нужно этому? Почему его руки так обжигают? Почему не желает её отпустить? Хочет посмотреть, на что польстился тот, другой?
– Успокоилась?
Его голос – не голос, гром пророкотал, и Мельца очнулась. Он устанет! Он тоже обязательно устанет сражаться. Нужно только притвориться… Она кивнула, стараясь не глядеть в его глаза-луны. Но всё вокруг было лишь размытым пятном, и это пугало ещё больше. Единственное, что она видела чётко – расплавленное серебро глаз. Кажется, он кивнул. Хватка его рук ослабла, и Мельца почувствовала вожделенную свободу. Она собрала последние силы и ударила ногой туда, где мелькало мутное пятно его фигуры. Ещё один тихий стон, под звук которого она метнулась в сторону. Но этот, с ужасными глазами, был хуже того, первого. Его огненно-горячие руки оплели Мельцу со всех сторон. Пламя поглотило кожу. Она закричала от боли и отчаянья. И, как в прошлый раз, на неё обрушился поток дождя. Ледяная вода хлынула на голову, но не смогла остудить пожара, что пылал там, где касались его руки.
Пятно закрутилось, замелькало, и её грубо уложили на что-то твёрдое. Она попыталась дёрнуться ещё раз, но сверху её прижало горячее тело.
– Н-не надо… Ум-моляю…
Она больше не могла сопротивляться. Не осталось более сил. Против этого она точно не выстоит.
– Т-с-с… Молчи…
Тихий голос-гром пророкотал над ухом. Чужое дыхание согрело кожу. Нежно и ласково мужская рука убрала волосы с лица. И мир неожиданно обрёл ясность.
Мельца увидела испуганного Антипа, сидящего рядом. Подле него чужой кто-то – в руках ведро, из которого вода Мельце на руку капает. А над ней, обжигая своим жаром, незнакомец странный. Глаза серебристые настороженно на неё глядят, брови чёрные хмурятся, а лицо – исцарапано.
– Не обижу тебя, слышишь?
Мельца опять кивнула. Неужто придётся ей терпеть всё ещё раз? Но не могла она спрятаться. Он ведь нашёл её. В отцовом доме, в холодной спальне. И она не стала убежищем. Приходил он сюда. Даже Антип не помешал. Рот вновь наполнился горечью. Она задышала чаще, пытаясь сдержать тошноту. Горячая ладонь легла на голову и ласково погладила.
– Не надо ни о чём говорить. И о нём не рассказывай. Всё пройдёт. Поняла?
Мельца постаралась вздохнуть. Её вдруг начал бить озноб. Капли воды напомнили тот холодный дождь, и она всё ждала, когда земля начнёт оседать, погребая под собой. Но вместо земли был твёрдый пол. А вместо грузной туши – пылающий костёр. И это напугало ещё сильнее. Мельца задёргалась под жутким незнакомцем, извиваясь всем телом, пытаясь выскользнуть. И он отпустил. Отскочил от неё, будто обжёгся. И странно так посмотрел, прищурившись. Наверное, мараться о неё не хочет… Ведь она теперь грязная.
Но он наклонился и поднял её на руки, прижав на мгновенье к своей груди. Даже через его мокрую одежду Мельца ощутила нестерпимый жар. Он уложил её в кровать, поднял с пола одеяло и, глядя в глаза, укрыл. Мельца только сейчас вспомнила, что обнажена. Она закуталась и отползла в уголок, со страхом поглядела на него.
– Угомонилась?
Это чужак, что водой её облил, голос подал. На Мельцу он с неодобрением смотрел и упрёком.
Антипка мялся в сторонке, стыдливо глаза пряча. Только сероокий незнакомец на неё пристально глядел. С него тоже стекала вода. Влажные волосы, как камень угольный блестят. По смуглому лицу капельки бегут, в чёрной щетине путаются. И кровавые царапины от её ногтей алеют на щеке. Мельца съёжилась под его взглядом, затряслась. Он силён. Намного сильнее того, другого. На какие пытки он пойдёт, ежели вздумает наказать её за раны на лице? Почему-то ей подумалось, что он не даст ей быстро умереть…
* * *
Какой же он дурак! Лютовид вырвался из тесной комнатушки, где всё было пропитано запахом страха и боли. Она так на него смотрела… Как на зверя! Будто он чудовище какое. Едва очнувшаяся, она мало что понимала, а он лишь ещё больше напугал её. Со всей силы Лютовид впечатал кулак в каменную стену. Кости хрустнули, и острая боль молнией пробежала по руке. На сбитых костяшках выступила тёмная кровь. Она смешалась с каменной крошкой и была теперь похожа на одно из его зелий.
Он выродок. Больной свихнувшийся выродок. Потому что там, в холодной и неприветливой спальне, он понял, что сходит с ума. Когда прижал Мельцу к полу, боясь, что она навредит себе… Когда она змеёй извивалась под ним, пытаясь выбраться. Понял, что теперь он на своём месте. Именно там, где и всегда должен был находиться. Будто тысяча путей, по которым он шёл, вела именно сюда, в её комнату, к ней… Она была так напугана. И ему хотелось успокоить её. Она дрожала от холода. И он не мог её не согреть.
А вместо этого напугал ещё больше. Она смотрела на него, и в голубых глазах он видел ужас. Наверное, думала, что он такой же, как тот, кто сотворил с ней это. Но Лютовид и чувствовал себя грязным насильником за то, как поступил. На какую-то секунду он и впрямь ощутил себя зверем. Стоило Мельце остановить взгляд на его лице, посмотреть в глаза, и змей, сжавший сердце, ликующе зашипел. Наконец она заметила его. Именно его! Уподобившись зверю, он вдыхал её запах, пытаясь запомнить, чтобы потом узнавать его везде. Ему хотелось прижаться носом к её шее и потереться, успокаивая. А желание слизнуть капельку воды с её щеки заставило дрожать. Всё тело опалило жаром, и пришлось закрыть глаза, чтобы не поддаться искушению.
