Но затрещали вдруг ветки ольховые, будто бы медведь сквозь лядину ломился, и на берегу показался староста. Глаза дико горят, рот перекошен.
– Я третий вопрос задам!
Прямо сейчас подлая мразь воровала у Лютовида возможность найти Мельцу. Руки сами потянулись к саблям. Он так быстро вытащил их из ножен и скрестил у мясистой шеи старосты, что сам удивился.
– Только посмей…
Лезвия сильнее надавили на кожу. Выступила первая кровь.
– Отчего так горячишься, атаман? – Прачка подтянула ближе к берегу корзину с ворохом окровавленной одежды. – Пущай отец задаст свой вопрос, а жених – свой. Уж больно вы забавные – отвечу обоим.
Еще давно, на острове Бруюнхейне, где обучаются все атаманы, его научили не доверять призракам. Особливо тем, что Смерти служат. Любят они над живыми смеяться, с чувствами и горестями их развлекаться. И то, что Прачка готова ответить и ему, и старосте – дурной знак. Видать, задумала что-то. Но староста, ослепленный собственной гордостью, выпалил:
– Чья Мельца дочь?
От удивления Лютовид опустил сабли и лишь зло плюнул Багумилу на сапоги. У него был шанс узнать, где Мельца, что с ней. Он же вместо этого выбрал… Безликая расхохоталась. Эхом ее смех понесся над озером, пугая птиц и посылая волны по воде. И не было в этом звуке ни веселья, ни радости.
– А это не у меня спрашивать надо… – Старуха наклонилась и начала рыться в своей корзине. Сперва она выудила ступку, затем веточку вереска, а после потянула длинный отрез ткани… Лютовид не мог глаз отвести. Вот показался подол, за который он совсем недавно пытался удержать Мельцу. Затем – рукава. А после – лиф. Выцветшее голубое платье было порвано, покрыто грязью и кровью. Захотелось кричать. От боли. От отчаяния. Внутри все коркой ледяной покрылось. Не должно так быть. Нет…
– Чой эт ты смурным таким стал, пан атаман? Платье, что ль, признал? Так не боись, не с умертвия снято… Панне твоей уже ни к чему – у нее одежа побогаче теперича будет. А для нашего дела – в самый раз. Поможи отцу неутешному правду узнать… А я тебе за то подсоблю.
Хоть и говорила Прачка участливо, а все же слышалась в ее голосе издевка. Лютовид смотрел на одеяние в ее руке и чувствовал, как ком в горле растет, мешает дышать. Полотно жгло глаза не хуже каленого железа. Сотни ножей впивались в грудь. Невидимая рука медленно поворачивала их из стороны в стороны, чтобы Лютовид познал всю душевную боль, которая только может существовать на Белом Свете. В венах вместо крови студеные воды побежали, и, будто замороженный, с огромным трудом он протянул руки к платью. Но вместо него Прачка сунула ему ступку, а затем поманила пальцем кровавое пятно. Послушно алые капельки отделились от поблекших нитей, зависли в воздухе и опустились на дно ступки. Что эта мразь сделала с Мельцей, ежель осталось столько крови? Руки дрожали, и бурая жидкость плескалась на дне.
– Давай, атаман… Что же ты медлишь? На этот вопрос ты старосте ответить можешь. Ко мне вовсе и не нужно обращаться…
Лютовид взглянул на маску Прачки. Помощь в обмен на ритуал. Возможность заставить Багумила страдать.
Атаман опустился на колени, поставил перед собой ступку и вытащил кинжал. Потянувшись вперед, он резанул руку старосты, злорадно усмехнувшись, когда раздался вскрик боли. Поднеся ступку к порезанной ладони, Лютовид наблюдал за тем, как медленно стекает старостина кровь, смешиваясь с кровью Мельцы. Бросив вересковый стебелек туда же, он обхватил гладкие края чаши и начал нагревать, представляя, как синие язычки пламени облизывают дно. Кровь перемешалась, закипела, забурлила. Розоватые цветочки отделились от стебля и сами собой сложились в круг. А в центре, будто маленький ураган, закрутилась черная воронка. Лютовид перевел взгляд с затаившего дыхание Багумила на Прачку. Из-за маски нельзя было понять, куда устремлен ее взор, но отчего-то чувствовалось, что он суров и холоден. Она и без атамановой ворожбы наверняка знала, каков будет ответ, но отчего-то заставила и его, и старосту проходить это испытание. Переведя взгляд на плошку, Лютовид прошептал:
– Кровь младшая, кровь старшая, соединись, коли один источник у тебя, разойдись по сторонам, ежели разный. Прими цвет этого вереска, коли одного рода, останься неизменной, ежели разных. Покажи правду мне и всем, кто ее жаждет. Открой истину, не скрывай ничего.
Цветки вереска ушли на дно, скрывшись под пузырящейся поверхностью. Кровь закрутилась в воронку и стремительно начала окрашиваться розовато-лиловым. Мгновение, и в ступке переливается единая кровь отца и дочери.
– Какие еще тебе нужны доказательства, староста? – Лютовид поднялся с колен и со злостью протянул Багумилу плошку.
Тот непонимающе уставился на Лютовида, а потом перевел взгляд на Прачку. Старуха низко нагнулась над ступкой и поцокала языком.
– Д-а-а, – протянул страшный голос, – ошибки нет… Была у старосты голубоглазая дочка, а он ее сам и погубил… – Безликая хохотнула, будто веселую историю рассказывала, и покачала головой. – Родную кровь прислугой держал, а теперича могилу ей копай да новую челядь ищи.
– Нет! Быть такого не может! – Багумил выхватил ступку и вылил кровь на влажную землю. – Ложь все это.
Лютовид не выдержал и расхохотался. Злой горький смех рвал его на части. Отчаяние сводило с ума, но остановиться не было сил.
– Кровь не врет, Багумил. Твоя она дочь.
– Была его. – Безликая Прачка сунула платье обратно в корзину и вновь взялась за черный нарядный кафтан – А теперь другая семья у нее будет. Те, кто заслужил, дочерью назовут… Чужие люди твою родную кровь примут, как свою…
– Так жива? – Багумил кинулся к Безликой Прачке, едва не столкнув ее в озеро.
– Для тебя – все равно что мертва. А тебе, атаман, я вот что скажу. – Она вновь опустила кафтан в воду, пытаясь отстирать кровь. – Я твой последний вопрос знаю. И отвечу тебе честно. Перестань искать – проку с того не будет. Судьба про твою сделку со Смертью прознала, и нити ваши на гобелене в стороны развести решила. Не быть вам вместе.
– Даже после смерти я с ней останусь. – Лютовид посмотрел в прорези глаз на маске и сжал зубы.
Безликая тяжело вздохнула, будто и впрямь не все равно ей было.
– Аще
11 не думаешь отступаться, то вот тебе мой совет. Ты не Мельцу ищи, а способ от проклятья избавиться. Найдешь способ, путь к панне сам отыщется. Да только все уж предрешено.
Безликая указала на кафтан в воде, от которого до сих пор разбегались алые ручейки. А староста вдруг вновь кинулся к Прачке, схватил ее за плечи и встряхнул, будто куклу тряпичную.
– Врешь, поганая старуха! Все врешь!
Лютовид бросился их разнять, да Безликая гневно выкрикнула: «Я никогда не лгу!» и исчезла, оставив после себя только маску.
– Как же так?.. – Багумил обернулся к Лютовиду, разводя руками.
