Госпожа Марницкая отпустила портниху и махнула рукой на дверь.
– Ступай. И платья наши вчерашние не доделывай. Мы отказываемся. Впрочем… можешь их для Ёфунд перешить – это будет самым изысканным, что она когда-либо надевала.
Тихонько всхлипнув, Василка засеменила к выходу.
– Слуги соберут твои ткани и пришлют позже.
Тетушка плюхнулась в кресло и довольно вздохнула.
Ольшана же опустилась на пол, прямо среди груды разномастного сукна.
– К чему так издеваться над беднягой?
Пани перегнулась через подлокотник и подняла с пола увесистый сверток, перевязанный бечевкой. Подхватив с подноса ножницы, она принялась увлеченно кромсать веревку.
– К тому, моя дорогая, что я не позволю жалкой выскочке, бездарной швее, палки мне в колеса вставлять! За моей же спиной! Ишь ты, дрянь какая! Думала, я ничего не узнаю. Ёфунд ей деньжищ приплатила, чтобы новые ткани нам не показывала. А сама платье, расшитое золотом заказала. Ха! Огородное пугало.
Ольшана устало склонила голову тетушке на колени и прикрыла глаза. Тут же ласковые руки опустились на голову, нежно погладили. Как будто мама успокаивает.
– А ты, краса моя, будешь сверкать ярче всех звездочек на небе.
Ольшана хмыкнула и отстранилась.
– Не мне соперничать со звездами.
Пани Угла проворно развернула несколько слоев пергамента.
– Зря ты так о себе думаешь. Равных по красоте тебе здесь нет. И ни одна завистливая девица с тобой не сравнится. А с таким приданым… – Тетушка поддела пальцем широкую черную ленту, – и тем более.
На солнце блеснул голубой газ. Прозрачная ткань искрилась и переливалась. Две шелковых ленты служили лямками странного одеяния.
Ольшана иронично изогнула брови:
– Занавески?
Тетушка недовольно хмыкнула:
– Шути-шути, шутница. А оденешь такую сорочку перед атаманом, и все – он твой на веки вечные!
– О, Созидатель! Тетя! Какой атаман? Какое приданое? Откуда здесь вообще эти вещи?
Пани бережно отложила сорочку и потянула следующую обновку.
– Доставили утром от лучшей швеи королевства. И не только это. – Госпожа лукаво прищурилась. – С обновками и новости прибыли… Нынче утром наш край вновь атаманом обзавелся. Да еще каким.
Она поднялась с кресла и, сложив за спиной руки, начала расхаживать взад и вперед, наступая прямо на разложенные ткани.
Ольшана устало облокотилась о кресло и подперла щеку рукой.
– Откуда же вы знаете?
Глаза тетушки победно сверкнули. Выглядела она, как самый настоящий военачальник.
– Вила, Смел и Агафья его нынче утром видали. Я получила три совершенно разных описания. Конечно, пока мы его не увидим, говорить что-либо рано. Но!..
Ольшана поняла, что сейчас тетушка примется строить планы по завоеванию новых территорий.
– Мы должны быть во всеоружии. Агафья знаешь что про него сказала? «Огонь, а не мужик! Лютый как Черт, но хорош, зараза!» А суждениям старой лисы я склонна доверять. Она редко ошибается в людях.
Ольшана тяжело вздохнула. Тетушка хотела ей добра, заботилась, переживала. Но даже понятия не имела, какую боль причиняет своими словами. Лишь один атаман существовал для Ольшаны, лишь его одного она желала бы видеть своим мужем… Но он где-то далеко. В неведомом ли Каменне, али еще где. Сражается с ведьмами, готовит страшные отвары и забавляется с наивными женскими сердцами. Она не могла винить ворожейника за те чувства, которые он вольно или невольно в ней пробудил. Ненавидя и страшась остальных мужчин, она не смогла оберечь свою душу перед самым пугающим из них. Где же он сейчас? Вспоминает ли хоть изредка о ней? Ольшана поняла: ей все равно. Пусть даже с насмешкой – очередную глупышку влюбил в себя, – но лишь бы думал про нее.
Коли б знала она, какова настоящая боль… Когда аптекарь терзал ее тело, разрывал плоть, бил – она думала, что мучительнее быть не может. Но лучше б она тогда умерла. Ничто не могло сравниться с тоской, которая сейчас рвала на части душу. Зачем она продолжает думать о нем? Зачем отравляет сердце воспоминаниями и мечтами?
– Что же ты приуныла, вишенка моя? С атаманом или без, а ты у меня красавица! И наряды под стать твоей красоте должны быть.
В покои вошла еще одна прислужница: Нора. Она сжимала в руках пухлый конверт, глаза светились от любопытства, на круглых щечках горел румянец. Ольшана невольно позавидовала ее юности, красоте, неиспорченности. Она вдруг ощутила собственную ущербность. Пользованная девка, которая нигде не может найти покоя. Даже новая жизнь не излечила ее душу.
Тетушка сломала печать и развернула письмо. Глаза быстро пробежали по строчкам.
– Вот же хитрый… – Пани прикусила губу. – Староста наш уже и визит атаману нанес, оказывается. Когда только успел?! Небось и отдышаться с дороги бедняге не дал. Приглашает всех завтра на брячину
35 с танцами – знакомиться с паном. А сам, видать, сыночка своего восхвалять будет. Вон, даже пишет, какой он у него храбрец – половину Северного кряжа сам проехал.
Тетушка промаршировала к давешнему свертку и выудила оттуда нечто, завернутое в холстину.
– Ты чего расселась? – Проворные руки принялись разворачивать ткань. – Вставай! Платье примерять будем!
* * *
Атаман не спешил. Пане возмущенно переговаривались, панове сурово хмурились. Впрочем, Ольшана была уверена, что насупленные брови мужчин скрывали их радость и облегчение от того, что новый атаман не почтил сие сборище своим присутствием. Браггарт, сын старосты Ашоля, успел растрезвонить всему княжеству, что господарь выделил им самого бездарного ворожейника из всех. Стоя в кругу восторженных девиц, возглавляемых его невестой Ёфунд, он красочно описывал, как атаман не мог сотворить простейшего колдовства.
– Он едва-едва говорит! Созидатель – свидетель, я сперва решил, что ворожейник слабоумный. Даже не знаю, как такой с ведьмой справиться сможет… Он их как огня боится. Целой ратью себя окружил.
Ольшана удивленно обернулась. Все это так не похоже на проклятых атаманов, что невольно она начала вслушиваться в болтовню Браггарта. Она хоть и знакома была лишь с одним ворожейником, но не верила, что среди них мог оказаться кто-то, страшащийся ведьм. Браггарта же она считала трусом и хвастуном. Потому мало веры было его словам. Однако ж отворачиваться она не стала. Браггарт, заметив ее взгляд, воодушевился и еще громче принялся хаять неведомого атамана:
– А еще мне показалось, что он оружия в руках ни разу не держал. А на лицо… Создатель к нему суров оказался. Неуклюжий, тощий, страх, да и только. Паннам о таком знать не положено, но… – Тут Браггарт понизил голос, будто тайну какую собирался раскрыть. – Слуги его болтали, будто каженик
36 он!
