Мельца пробралась в просторную комнату. На длинном столе все так же были раскиданы травы, склянки, разномастные пузырьки. Филин ухнул, на этот раз как будто радостно, вспорхнул с ее руки и приземлился на толстую палку, испещренную непонятными символами. Переступив с лапки на лапку, он склонился над деревянной лагвицей и начал из нее пить. Мельца подошла ближе: на дне маслянисто блестела темная жидкость. Кровь? Страшась увидеть ужасное, Мельца все же заставила себя взглянуть на последнюю фреску. Битва… Она сразу же узнала Лютовида. Ее храбрый атаман стоял на коленях, разрезая брюхо громадного черного единорога, застывшего над ним в невероятном прыжке. Еще один пан, которого она прежде не видала, замер с вытянутой рукой. Возле его пальцев блестел длинный нож. Неужто живой?.. В ответ на молчаливый вопрос фреска начала осыпаться. Мельца испуганно отшатнулась. Она испортила что-то? Повредила ворожбу? Но осыпающаяся краска обнажала еще одно изображение, скрытое под первым. Разглядев его, Мельца не смогла сдержать крика. Ей показалось, будто ей разорвали грудь и вынули душу. Нет… Нет! Не может такого быть!
Кто-то начал ее трясти, чужие руки тянули в сторону, но Мельца могла смотреть лишь на окровавленного атамана. Его пронзенное саблей тело покоилось на земле, словно он просто прилег отдохнуть…
– Вставайте же панна, вставайте!
Мельца поняла, что сидит на полу. Она вцепилась в пальцы тощего кметя:
– Он умирает! Нужно найти его!..
– Дорогая моя… – Тетушка опустилась рядом. В ее глазах блестели прозрачные слезы.
Значит, не умирает… Уже мертв – вот, что говорил этот взгляд. Мельца упорно покачала головой:
– Нет… Нет! Вы его не знаете… Он не… может умереть…
Она верила в это. Как верила в Созидателя, в Смерть и в то, что нет никого храбрее и красивее ее атамана.
– Скорее! Они вернулись! – На пороге возник мрачный вой. На его лице читались страх и волнение.
Он тут же скрылся с глаз, а через минуту весь дом затрясся от гомона и топота ног. На пороге ворожейной комнаты показался Неккви. Мельца вскочила на ноги, путаясь в подоле платья. Покрытый грязью и синяками, плотник держал в руках тело…
– Лютовид! – Мельца вмиг очутилась рядом и едва успела зажать рот ладонью.
Это ведь не мог быть он… Кто-то другой, просто очень похожий. С такими же серыми глазами. Но почему-то широко открытыми и немигающими.
– Зовите… аптекаря! – Она бежала за Неккви, пока тот шагал к столу и укладывал на него атамана.
Плотник обернулся к ней и печально вздохнул:
– Позвали. Да только поздно уж… Не помочь ему, панна…
Ольшана оттолкнула Неккви и склонилась над Лютовидом, попыталась стереть запекшуюся кровь с лица.
– Девочка моя, оставь… – Тетушка попыталась увести Мельцу.
– Вы позвали аптекаря? Где он? – Мельца гневно переводила взгляд с пани Углы на плотника. – Почему так долго?
Тетушка как-то странно взглянула на нее:
– Прибудет скоро.
Вот и хорошо. Мельца отвернулась.
– Принесите мне воды! Раны промыть надо… Как только аптекарь приедет, ведите его сюда немедленно! А сейчас все прочь!
Кто-то поставил рядом чашу с водой, и Мельца взялась за дело. Она обмакнула белую тряпицу, выжала и принялась стирать кровь и грязь с сурового лица.
– Ничего, милый мой… Скоро лекарь приедет, вмиг тебя на ноги поставит…
Под слоем засохшей земли его лицо оказалось покрыто глубокими порезами и царапинами. Не страшно. Шрамы не испортят красоты ее атамана. Вот только рана в животе долго заживать будет… Но и это не беда. Она стирала грязь и нечаянно задела изрезанные борта кафтана. Они разошлись в стороны, обнажая месиво, в которое превратилась его грудь. Мельца беззвучно зарыдала. Великий Созидатель… Что же с ним сделали? В алом нутре белели изогнутые ребра, исполосованные бороздами.
– Ничего-ничего… – Мельца глотнула воздуха, с трудом держась на ногах. – Это тоже можно вылечить. – Она убрала с его лица прядь волос, коснувшись пальцами ледяной кожи.
Какой же он холодный. Но это неправильно! Ее ворожейник всегда пылал, как костер. Мельца наклонилась и прижалась к твердым губам атамана. Они тоже остыли. И никак не ответили на ее поцелуй. И в глазах не мелькнуло пламя. И свечи кругом не зажглись. Нет, он просто спит…
– Дорогая…
Мельца испуганно обернулась. На пороге стояла тетушка. Рядом мялись аптекарь и незнакомый кметь.
– Панна Ольшана… – Аптекарь поклонился и прошел к столу.
При виде Лютовида его лицо побледнело, глаза расширились от испуга, когда он отвел в сторону истерзанное полотно.
– Я скажу Бальду, чтобы камень покрасивее бедолаге отыскал да могилу принимался рыть. А второму я еще могу помочь.
Он пошел обратно. Мельца схватила его за руку:
– Постойте! Вы должны его вылечить! Он же… Он умрет…
Аптекарь посмотрел на нее с жалостью. Другой кметь опустил голову.
– Он давно уже в Мертвом царстве, панна.
– Нет! Нет! – Мельца едва не бросилась на него с кулаками. – Сварите зелье! Он меня однажды таким вылечил.
Кметь развел руками:
– У нас не получится. Лишь очень могущественные атаманы подобные зелья кашеварить способны. Да и поздно уже… Он давно в гостях у Смерти.
– Замолчи!
Мельца схватила со стола какую-то склянку и швырнула в кметя.
– Замолчи же…
– Девочка моя… – Тетушка бросилась к ней, но Мельца отшатнулась.
– Он вас спас, а вы ему помочь не хотите…
– Ольшана, милая моя… Он уже умер…
– Нет! Он живой. Он не может умереть!
Мельца сжала ладонями холодное лицо.
– Оставьте нас!
На этот раз спорить никто не стал. Мельца наклонилась над Лютовидом. Отчего-то его лицо оказалось покрыто капельками. Это же ее глупые слезы! Мельца стерла с лица соленую влагу. Что толку плакать? Она сама сварит зелье! Должен же быть где-то рецепт?! Должен! Но кругом лежали лишь душистые травы и пустые колбы.
– Ты не можешь умереть! Не можешь!
Мельца все же зарыдала. Она стучала кулаком по столу, трясла Лютовида за плечи, кричала. Но он все так же равнодушно глядел в потолок.
– И впрямь не может. – Тихий шелестящий голос наполнил комнату.
Мельца вздрогнула и завертела головой. Никто не нарушил ее уединение. Только черный филин, притаившийся в углу, вдруг вспорхнул к фреске со Смертью и начал клювом царапать изображение. Может, она с ума сходит? И пусть! Зачем ей разум без Лютовида? Она коснулась дрожащими пальцами холодных губ:
– Зачем опять оставил меня?
– Не оставил. Подле тебя он. Идти в мои чертоги не желает, упрямец!
