Во сколько там заканчивает работу Аяна? В десять? Ну что же, подождем.
Глава 8
До конца моей смены оставалось часа полтора, когда на парковке перед супермаркетом началась какая-то странная суета. Сквозь стеклянные стены были видны сине-красные проблесковые маячки, промчалась «Скорая», а в торговый зал спустя минут пятнадцать вошли менты, и почти у них на хвосте вломилась девица с большим оранжевым микрофоном наперевес, украшенным понизу логотипом одного из центральных каналов. По пятам за ней, то и дело натыкаясь на тележки, несся бородатый мужик с большущей камерой, как приросшей к лицу. Они скрылись между рядами, а я, озадаченная, подгребла поближе к кассам и выходу в попытке что-нибудь разнюхать. Ну любопытно же. Хоть какая-то развлекуха в этом болоте.
Высмотреть ничего не удалось, тащиться на улицу было пока неохота, приставать с расспросами к нашим грымзам тоже, так что я зевнула и ушла выполнять очередное высочайшее повеление мадам Снегиревой, которая, к слову, как раз и умотала на парковку в числе первых. Ага, вдруг чё мимо нее пройдет — трагедь прямо. Затрясшийся в кармане через время телефон явил мне физиономию Сазана на заставке, прервав вялые размышления о предстоящем, типа, свидании. Возбуждения или волнения не было, скорее какое-то подобие глухого раздражения, что ли. Вот какого я не потею и не вздрагиваю, предвкушая нечто, чего вообще-то не привыкла так-то вытворять ежедневно. Должно же хоть где-то колыхаться? Ладно, авось в процессе заколыхается. Ну не просто же так местные дамы столь высокого мнения о Володьке.
— Лимонк? Лимончик, ты в порядке? — обеспокоенно спросил друг.
— А чё мне сделается? — удивилась я. — Работаю вот.
— Ты ведь через минут тридцать заканчиваешь? — судя по сбитому чуть дыханию и уличному шуму, Сазан куда-то бодро шуровал.
— Да.
— Я тебя снаружи ждать буду, ну там, где площадка для курения.
— Зачем? — Блин, вот теперь мне еще от него как-то отвязаться нужно. Я ведь хотела сбрехать парням, что иду прошвырнуться с местным бабьем. Вливаюсь в коллектив и все такое. Видала я это вливание…
— За надом! — повысил голос мой собеседник. — По телеку в криминальных новостях показали, что у вас прямо на парковке на мужика-охранника напали и отмудохали так, что он чуть жив. Ты не в курсе, что ли?
Ого. Но все равно. Афишировать свои похождения с очень определенной целью я не собираюсь.
— Сазан, ну а я-то тут при чем?
— При том, что нехер теперь одной с работы ходить. На кой мы у тебя? — И он просто отключился.
Ну прекрасно! Да что же я везучая-то такая? Не могли этого бедолагу в другой день отметелить с попаданием в новости?
Детский сад, конечно, но я не хотела, чтобы друзья знали. Ясное дело, мы взрослые люди, и они вовсю по девкам таскаются, даже тот же Мелкий до последнего происшествия то еще бл*дво был, но, как говорится, то они, а то я. Я достаточно слышала их обсуждений на тему собственных секс-приключений, чтобы усвоить: мои друзья вот нисколечки не уважают тех девушек, что соглашаются раздвигать перед ними ноги. Спорить было бесполезно, одно фырканье в ответ. Кобелюки. Для них поиметь кого-то — это как спорт. И если девушка не дала в первый же вечер — то на фиг ее, других вокруг полно, а если дала, то все равно туда же, ибо шкура и шалава. Мужская логика, блин. Короче, в их понимании я всегда была вроде своего парня, разве что без члена, меня можно не стесняться и к другим женским особям не равнять. Но, боюсь, заяви я хоть раз о том, что с кем-то сплю, и все разительно изменится. И так после той ночи с котоволком они стали посматривать чуть по-другому, как будто я то ли утратила часть привычных им черт, то ли приобрела какие-то новые, прежде незаметные. Но то же, типа, не добровольно, так что не в счет. А вот если сама пойду, то запросто в их глазах такой же шкурой рискую оказаться. И это уже не говоря о том, что Володьку никто из них бы не одобрил, помимо прочих обстоятельств. Они в принципе никого бы не одобрили, и это ясно как день.
В общем, поплелась я искать своего несостоявшегося любовника и все отменять или переносить. Но Володька нигде не находился, и я таки, внутренне кривясь, решилась спросить у другого охранника — усатого дядьки с какими-то противным, масляными глазами, которыми он вечно «щупал» задницы почти всех проходящих мимо женщин. Вот ей-богу, после того, как пройдешь, так и хотелось пойти всю пятую точку влажными салфетками антибактериальными протереть. Будто тебя лапами в дерьме изгваздал!
— Ну здрасте — где! — слишком уж громко грохнул он в ответ. — Ты слепая, что ль? Увезли его на «Скорой». Ему какой-то псих башку чуть не проломил и ноги переломал. Догулялся по замужним курвам наш Володька! А я ему говорил — таскай ты холостых баб, мало что…
Я не стала дослушивать и понеслась в раздевалку, ощущая, что от затылка до поясницы ломанулись холодные мурашки. Черт знает почему, но досады от того, что мое договорное бл*дство сорвалось, я не испытывала, как и особого сочувствия к Володьке. Бессердечная я, видно, зараза. Но при этом непонятное тревожное чувство было. Оно, как стая забравшихся под одежду насекомых, ползало по коже, щекоча и покусывая то там, то тут, от чего потряхивало и стало возвращаться чуть унявшееся возбуждение вперемешку с раздражением.
Ну что за сука этот котоволк! Он одним своим случайным появлением пересрал весь день, настроение, планы. Отчего-то именно он виделся виновным в этом обломе. А все потому, что не доведи он меня до неадекватности, я бы не решилась на эксперимент с первым, считай, встречным. А как следствие — не случилось бы вот такого облома. Виновен. По всем статьям. И главное, что, тварь, живет себе спокойно, знать ни о чем не знает! Сейчас, небось, сидит с женушкой своей за ужином в нехилом каком-нибудь особнячке или квартирке квадратов на триста, корчит примерного семьянина, сопли со слюнями чадам вытирает заботливо. Сволочь! А его сто пудов холеная и разодетая супружница и не в курсе, как себя он на досуге развлекает, насильно потрахивая незнакомых баб. Или даже знает, да ей пох? Слыхала я, что в таких семействах на такие «шалости» принято глаза закрывать. Но вот на кой я-то об этом сейчас думаю?
— Да что за херов мазохизм? — прошипела, выходя на улицу.
Эти мысли сделали меня какой-то больной, они были как жвачка в волосах — попала в голову, и никак не выдрать, только, блин, вырезать. Вот какое мне дело до этого мерзавца, до его семьи или ее отсутствия? Почему он все лезет мне в мозги и лезет. И опять и снова. И от такой вот его тусни в моем разуме создавался какой-то гребаный хаос. Мне было обидно, стыдно, больно даже, и тут же то и дело перехватывало дыхание от приливов похоти. Острых, точечных, как иголки в руках какого-нибудь мастера акупунктуры. Ткнул — и меня душит стыдом и злостью, еще разок шырнул — и в следующую секунду живот изнутри узлом, пальцы в ботинках поджимаются.
Выйдя к Сазану, я первым делом сунула руку в карман его куртки, выуживая пачку сигарет и зажигалку. Долго не могла прикурить, потому что кончик сигареты между моими пальцами устроил дурацкую корявую пляску.
