— Не троньте ее! — снова дернулся самый активный юный рецидивист.
Людям невдомек, что способен рассказать оборотню запах. Что свои ароматы имеют не только страх, вина, ярость, похоть, отвращение, но и безразличие и собственничество. И от этого мелкого козлика именно оно и исходило, прямо в нос шибало. Мои пальцы стиснули его горло, подтягивая ублюдка впритык, и я практически уткнулся в него носом. Он абсолютно точно прикасался к моей кукляхе, ею пахла его одежда, что уже само по себе вызывало потребность нанести вред, несовместимый с жизнью, но урод еще и имел наглость считать ее своей.
— Даже мечтать не смей! — прорычал я и оттолкнул его так, что он врезался лопатками в стену. — Карманы им выверните, посмотрим, что там у наших навязчивых гостей.
Едва на столе появились связка ключей с ярким брелоком, две пачки денег и тот самый фальшивый паспорт якобы малолетнего совращенного, я прихватил все и кивнул Вдовину выйти со мной из помещения.
— Заканчивайте тут. Жду от тебя видео с чистосердечным признанием в мошенничестве и вымогательстве.
— Если бы девку сюда притащили, то они бы, похоже, на все голоса бы уже нам все выкладывали.
— Обойдешься и без этого, — огрызнулся я, заставляя его попятиться.
Мне эти мальчишки как инструмент давления нужны, а не наоборот.
— Без моего прямого распоряжения их не отпускать.
— В смысле? — нахмурился непонимающе подчиненный. — Отпускать? То есть ты опять их собираешься… Мы же их реально за руки поймали! Сдавать ментам или заказчику…
— Вдовин, не лезь не в свое дело! Твоя работа — делать что говорю.
В обшарпанный подъезд я входил минут через сорок, и пришлось постоять с минуту перед обитой драным дерматином дверью, чтобы стереть с лица плотоядный оскал и продышаться, отгоняя картинку того, как нагну Аяну прямо там, где застану, и сначала хорошенько оттрахаю, прежде чем начинать любые разговоры. Не до такой же я степени озабоченное животное. До такой, до такой, когда это касается ее — нечего врать себе.
Моя большеглазая напасть вскинула голову, облегченно улыбаясь. Полный шок при виде меня, а вслед за этим мгновенный выплеск злости, стоило только ей заметить у меня в руках знакомую связку ключей.
— Что ты сделал с ними? — вскрикнула она, тревожно заметавшись взглядом мне за спину, будто пыталась еще кого-то высмотреть.
Черная майка на тонких бретельках и, как всегда, эти ненавистные висящие на бедрах застиранные джинсы. И никакого, мать его, лифчика! Это в таком виде она тут собиралась шастать перед…
— Будет правильнее спросить, чего я НЕ сделал с твоими недопырками дружками, что опять нарвались на неприятности, и что предпринять тебе, дабы этого так и не случилось, — прорычал я, четко различив очертания ее пухлых сосков под тканью.
— Неприятности, — повторила Аяна, и плечи ее опустились. — Насколько все плохо?
Похоже, прибрехнули дружки-то: не выглядела моя мультяха прям сраженной наповал новостью о косяке. Знала все же. Просто напрямую не участвовала.
— Настолько, что ты сейчас же соберешь все свои манатки и поедешь со мной, — не стал церемониться и начинать издалека. — И с этого момента больше со своими друзьями не видишься, не общаешься и в идеале не вспоминаешь даже.
— Да с какого… — взъярилась она тут же, захлебнувшись возмущением и сжав кулаки, и мои яйца поджались от тягучего спазма, как будто это их она стиснула в ладони.
Я же, злорадно ухмыляясь, нашел пришедшее по пути сообщение и, открыв запись, сунул ей в лицо экран. По мере того, как она слушала откровения своих дружков, Аяна бледнела все больше, а глазищи ее распахивались, хоть взгляд и становился отстраненным и даже обреченным.
Запись завершилась, и я вытащил из внутреннего кармана две толстых пачки пятитысячных и фальшивый паспорт с подделанным годом рождения юной секс-звезды и бросил на стол. Открыв документ, моя кукляха совсем скисла.
— Что им грозит?
— Подделка документов, мошенничество и вымогательство крупной суммы, да еще и группой лиц… ну, думаю, при большой удаче — лет по пять всего им гарантировано. — Аяна судорожно вдохнула, беся меня степенью своего беспокойства об этих никчемных паразитах.
Естественно, я нарочно накручивал и сгущал. Официально первый привод, ссыкуны совсем, и у нас больно сейчас любят за таких вот «бедняжек» вступаться всякие правозащитники, выискивая им оправдания в трудном детстве и делая себе пиар… Короче, у говнюков были все шансы вообще отделаться условным. Но ей-то откуда это знать.
— И это в том случае, если я захочу быть к ним милосердным и дам делу сугубо официальный ход и сдам ментам. А вот если моему заказчику… Знаешь, кто родня этой дамочки, у которой они деньжат-то отжали?
Повесив тяжелую многозначительную паузу, я позволил моей игрушке самой закончить работу по окончательному своему запугиванию и загону в ловушку. А ведь чего проще — пошли ты меня пешим эротическим, забей на этих подставлял, отряхнись и живи. Не факт, что я просто так ушел бы, но могла же хоть попытаться.
— Что тебе нужно? — прошептала она.
— Я сказал. Ты переезжаешь. Жить будешь там, где я скажу, делать то, что скажу и…
— Спать с тобой.
— Сексом заниматься, куколка.
— Почему я не могу остаться дома и встречаться с тобой, когда позвонишь?
От того, что меня бесит это твое соседство, а теперь, когда точно уверен, что один из дружков четко метит совсем уже не в друзья, вообще до красной пелены перед глазами.
— Потому что я так решил.
Аяна потеребила брелок на ключах и тихо спросила, не глядя на меня:
— Разве ты не мог бы… ну, не знаю… попросить меня встречаться с тобой нормально?
Нечто в ее голосе словно резануло меня, попадая не только по человеческой половине, но и особо жестко по звериной, вызывая инстинктивную агрессию.
— Я? Тебя? Просить? — фыркнул, подавляя невольное рычание. — Встречаться, Аяна? Не обольщайся. Ты делаешь что мне угодно — я не трогаю твоих дружков. Это не называется «встречаться». Это называется — принадлежать. Соскочить и не думай, всю доказательную базу я сохраню. Собирайся! Бери только самое необходимое.
Аяна вскинула голову и с полминуты жгла меня своими мегаглазами, а я давил взглядом в ответ. Давил, пока она не сдалась и, развернувшись на месте так резко, что врезалась плечом в стену, схватила из-под кровати большую спортивную сумку.
Я жадно следил за ее порывистыми движениями и торжествовал. Но сквозь мое удовольствие от столь легкого триумфа пробивался противный привкус чего-то жалкого, еле уловимого, вроде подобия сожаления. О чем? О том, что уходя со мной, она все равно, по сути, делала выбор в пользу этих своих сраных друзей? Или о том, что во мне недостаточно смелости и свободы, чтобы и правда предложить ей нормальные отношения? Ну уж нет, второе — точно хрень. Я беру от нее именно то, чего на самом деле хочу, и как мне удобно. А если она этому подчиняется… ну так ей и надо.
