Захар настиг меня на входе в ванную. Схватил за локоть, останавливая и разворачивая, и потянулся обхватить подбородок, как обычно, заявляя свою власть надо мной. Вот тут уж я себе больше не смогла отказывать и вцепилась в его ладонь зубами от души, одновременно двинув локтем в живот. Вырвалась под его удивленный вскрик, отпрыгнула в сторону и оскалилась, тяжело дыша. Я отказывалась сейчас признавать, что даже такой мимолетный контакт уже возымел на меня действие и не одна только злость меня подогревала. Как и последствия, что упадут не только на мою голову, не имели значения.
— Сдурела? — усмехнулся Захар, поднимая перед собой руку, с которой кровь закапала на золотистую плитку пола, попадая и на манжет его наверняка дорогущей рубашки. — Захотелось игр пожестче, кукла?
И эта его фраза отрезвила меня, осадив ярость, напоминая, зачем я здесь в принципе. Как раз для его игр, ничего сверх этого. Чего беситься, если сама приняла эти условия? Хозяин — барин, прикажет — будешь есть голой по пояс, а то и вовсе без всего. Сам одел, сам раздевает. Вот только… вдруг мне тоскливо подумалось, что не смогу я так… не протяну долго. Даже ради парней, ради их свободы. Еще пока этого гада не было в непосредственной близости, то чудилось, что выдержу, чего уж там. Но выходит, что нет. Проще и вовсе сдохнуть.
— Ну и как я тебе на вкус, Аяна? — Похоже, Захар и не разозлился даже. Шагнул ближе, провел пальцем по моей нижней губе, глядя пристально, будто ему нравилось видеть свою кровь там. — Главное попробовать, да? А дальше само пойдет.
— Я не смогу так, — честно призналась, откидываясь спиной на прохладный кафель за моей спиной.
— Уже смогла, — фыркнул Захар. — Немного тренировки — и будет все у нас прекрасно. Как только ты осознаешь, что не потеряла, по сути, ничего, зато приобрела очень много и научишься быть за это благодарной.
— Ты не знаешь, что я имела, и не можешь судить, сколько потеряла. — На это он только закатил глаза с «не гони мне эту ересь» видом. — И за что мне быть тебе благодарной? За то, что ты дал выбор: трахаться с тобой или позволить друзьям сесть? Спасибо, добрый дядечка, конечно, но только это сделка, а не щедрый поступок с твоей стороны. Или за тряпки и эти гребаные издевательства и дрессировку от Серафимы? — Заводясь все больше, я стянула платье вниз по телу и, выступив из него, швырнула в грудь Захара, взявшись за единственный оставшийся предмет одежды — трусики. — Так ведь это тоже не подарки вовсе. Это же все не для меня, а для тебя. Я для тебя все равно что собачонка для этих разожравшихся бабищ на крутых тачках. Отправим-ка питомца в салон красоты, пусть его там помурыжат, постригут, покрасят, выщипают где надо, ноготки позолотят! Купим шавчонке дорогую одежонку, пусть за это хвостом виляет, да? Только знаешь, в чем разница между мной и собачонкой? Любая из них стерпит всякую блажь от хозяйки, а все потому что просто любит наивно и до смерти, даже если ей, дурочке, невдомек, что она и не живое существо, а, по сути, аксессуар. А я тебя не люблю, так что не жди, что за подачки хвостом вилять начну! Потому как это ты не мне, а себе приятное делаешь. И кстати, для полного комплекта ты еще ошейник с брюликами приобрести забыл.
— Не забыл, кукла. В кармане лежит. — Мои слова не пробили брешь в кривоватой наглой ухмылке, и меня окончательно подорвало.
— А, ну раз так, то конечно, пора выслуживаться, — процедила сквозь зубы и, развернувшись, уперлась руками в края раковины, наклоняясь и оттопыривая обнаженную задницу. — Так предпочитаешь? Или мне на колени лучше встать?
Очень хотелось зажмуриться, но не настолько я трусиха, чтобы не принять всю неприглядность нашей ублюдочной ситуации открыто, как оно есть. Может, это и есть мой единственный шанс получить противоядие от ненормального влечения к мужчине, который будто задался целью сломать меня всеми существующими способами.
— Как же старательно ты в себе лелеешь и взращиваешь ощущение бедной-несчастной униженной жертвы. — Голос моего захватчика сочился все той же насмешливостью, когда он неторопливо стал расстегивать манжеты своей рубашки, и только откровенная хрипотца выдавала, как он далек от спокойствия. И еще взгляд. Тлеющий, голодный. Он скользил по мне, и вслед за визуальным прикосновением катился жар и колкие искры, сделавшие кожу будто наэлектризованной. — Пытаешься сейчас устыдить меня? Воззвать к совести? Серьезно? И это виляя передо мной голой задницей и текущей киской после того, как я не трахал тебя целую неделю?
Его рубашка коснулась пола одновременно с тем, как он молниеносно прижался ко мне сзади. Схватил за более длинные пряди на макушке, вынуждая запрокинуть голову до предела и встретиться глазами с ним в отражении зеркала над раковиной, а второй рукой скользнул между моих грудей, сжимая то одну, то другую до легкой боли, что тут же хлынула рекой огня вниз, а он, явно прекрасно зная маршрут, последовал за ней, без всякого сопротивления сходу проникнув между ног сразу двумя пальцами, и меня прошибло разрядом до самых костей. Скрипнув зубами, котоволчара зашипел, уткнувшись носом в изгиб между шеей и плечом и вжавшись стояком в мою поясницу.
— Сука-а-а, что же пахнешь ты так… — выдавил он из себя и только едва-едва шевельнул пальцами, погладив какую-то дико чувствительную точку в моей сердцевине, и меня снова шибануло молнией удовольствия, да так, что прямо подпрыгнула, только усугубив все этим движением. — Дурею совсем… Срать мне на совесть, поняла? — Захар укусил меня за плечо и заработал пальцами уже всерьез, стремительно сталкивая меня в то самое ненавистное состояние, когда не существовало ничего, кроме чуть ли не смертельной жажды достигнуть вершины. — Плевать на то, что думаешь ты… плевать на окружающих… Притворяйся жертвой сколько влезет, кукла. Я-то знаю правду. Ты меня хочешь точно так же, как я тебя, остальное — полная херня. Выделывайся дальше сколько влезет, брыкайся, так только слаще, я все равно буду делать то, без чего обоим хоть сдохни.
Меня затрясло в преддверии неминуемого взрыва, колени ослабли, и внезапно Захар вероломно лишил меня сносящей крышу стимуляции. Не в силах сдержаться, я закричала, сама не знаю что, глядя в его горящие торжеством и одновременно свирепой похотью глаза в отражении. Сжала бедра, умирая от желания догнать ускользающее, почти случившееся наслаждение, а он поднес ладонь к моему лицу и раздвинул пальцы, демонстрируя влажный блеск и тоненькую ниточку прозрачной влаги между ними.
— Чувствуешь себя униженной, да, Аяна? — задыхаясь, спросил он, мазнул по моей щеке и сразу слизал, замычав, как от чего-то неимоверного вкусного, продолжая меня удерживать за волосы и вынуждая наблюдать за ним. — А по мне, на вкус это чистый кайф, а вовсе не унижение.
От этого его полнейшего бесстыдства в животе опять мелко задрожало, умоляя о завершении пытки.
— Пожалуйста! — еле слышно взмолилась я, не способная думать сейчас ни о чем, кроме жизненно необходимого оргазма.
— И о чем же ты просишь, моя бедная униженная и оскорбленная жертва? — плотоядно оскалился позади меня Захар и вдруг исчез. Опустился на колени, пройдясь по пути губами и зубами вдоль моего позвоночника, и, надавив на поясницу сильнее, уложил грудью на раковину, со смаком облизнул ягодицу. — Скажи мне, Аяна, если ты тут унижена, то почему именно я каждый раз перед тобой на коленях, а?
