– Сколь собрано, Василий Окатьевич? – спрашивает Пожарский.
– Без сотни десять тыщ.
– Сотню доберем, – заявил Кобыла и тут же подал пример. – Вот двадцать рублев, – сказал он.
Собрали больше сотни.
– Ты, Василий, – обратился к нему Пожарский, – еще купцов подергай. Тыщи три в запасе надоть иметь. Эх, жаль, – вырвалось у него, – нет Чанибека.
– Да, любил хан Московию, – послышались голоса.
– Ладно, князь, пощупаем и купцов, – заявил Окатьевич.
– С выездом надоть торопиться. Слыхивал я, че неймется Дмитрию Суздальскому.
– Етот давно в великие метит, – сказал кто-то.
Решили трогаться через пять ден.
– Дадим те, Василий, – сказал Пожарский, – сотни три воинов.
– С сотню надоть добавить, – подал голос Федор Акинфович.
– Ну как? – спросил Пожарский.
– Пущай даеть, – сказал Хлебович.
На этом и порешили.
Как не хотел Пожарский отправлять большую команду, все равно потребовалось десять чаек. Несмотря на ранний час отбытия, проводить их на берегу собралось пол-Москвы. На что Пожарский заметил:
– Смотри, Василий, как народ ждет твойво возвращения. С богом, Василий. Мы ждем от тя хорошей вести, – проговорил Пожарский.
Заскрипели уключины, весла забили по воде. Ребятишки с криком побежали за ними по берегу.
Василий Окатьевич мужик был серьезный. Гнал и гнал людей вперед, помня слова Пожарского: народ от тя ждеть хорошие вести. Окатьевич, когда учуял Орду по запаху: густой конский отстой да щекочащий ноздри дух жареного мяса, остановил свой караван и послал в столицу сметливого Семенова, чтобы тот разузнал, где стоянка Мюрида. Хитрый и ловкий Мамай не сумел пока объединить ханство под одной тюбетейкой, но зато сумел выпроводить Мюрида из города, и тот разбил свой стан в верстах десяти вниз по реке. Туда и поплыли москвичи.
Их приезд хан встретил чуть не с объятиями. Его удаление отрицательно сказалось на его состоянии. Многие прибывшие, по старой памяти, останавливались в столице, там и попадали в руки мамаевцев. Мюрид, узнав, зачем прибыли москвичи, да еще с такими дарами, чваниться не стал и быстро выдал ярлык на великое княжение молодому московскому князю Дмитрию. Гости в тот же день взяли курс на север.
Темник Мамай долго не мог вырваться из липких рук Абдулы. Хан боялся остаться один, без своего всезнающего советника. Но вот, наконец, темник с нукерами поскакал в степь. Как он был рад этому. Степь еще не потеряла своей прелести, хотя на возвышенных местах она уже показывала желтую, высохшую плешь. Застоявшиеся кони как будто ждали этого момента. Они резали обжигающий воздух, превращая его в спасительную прохладу. Темник решил объехать свои многочисленные стада. Хитростью, напором ему удалось вырвать себе лучшие пастбища. А это нагул, хороший приплод.
Подъезжая к одному из табунов, темник уловил запах махана. На свежем воздухе он так подействовал на Мамая, что он завернул на огонек. Старик-татарин, увидя темника, не повел и глазом. Тот соскочил с коня и, играя нагайкой, спросил:
– Чей это табун?
Старик, потеребив реденькую выцветшую бороденку, взял черпак, помешал им в котле. Почерпнув для пробы, подул на варево, затем чуть отпил. Он долго ворочал во рту языком, потом сказал:
– Готов.
Снял котел и поставил на землю.
– Ты хто будишь? – закрывая рукой глаза от солнца, спросил старик.
– Ну, старик… – Мамай что-то не договорил, с силой хлестнул себя по сапогу. – Я – Мамай, – не без гордости произнес он.
– Слыхивал я, слыхивал. К власти рвеся…
– Ну, старик… – Мамай тяжело задышал.
– А ты… не серчай. Ето не я говорю. Люди сказывают.
– Да каких ты здесь людей видишь?
Старик ухмыльнулся.
– Ты че, моими конями торгуешь? – взревел Мамай и схватил деда за ворот его шубейки, которую тот не снимал круглый год.
– Мне деньга не нужна. Куды мне она, старику. Вот у мня юрта есть, одежонка тож, – и поднял плечи, демонстрируя свою рухлядь.
Внезапно откуда-то выскочил огромный пес и замер в двух шагах от Мамая, грозно рыча.
– Руку убери, – проговорил дед.
Мамай, точно обжегшись, одернул руку.
– А ну, пшел! – застрожился было Мамай на псину.
Но у того на хребте поднялась шерсть, обнажились клыки.
– Уйми псину! – взвизгнул Мамай.
– Пшел! – Дед махнул рукой.
И пес, виновато опустив голову, отошел в сторону.
– И много у тя таких? – Мамай кивнул на пса.
– Не считаю, счета не знаю.
– Волчару-то одолеют? – спросил Мамай.
– Если ф не они, были бы у тя коняки, – ответил старик и, повернувшись, пошел к юрте.
На пороге повернулся и спросил:
– Естить буш?
– Буду, буду! – торопливо ответил тот.
Когда сели, а к «столу» старик позвал и нукеров, раздал всем по старой, с трещинами, пиале. Мамаю он достал солидный кусок жирного мяса, а в пиалу налил отвар. Крепкие зубы темника рвали мясо с волчьим усилием. Наевшись, он повалился на пожухшую траву. Полежав, он вдруг рывком поднялся.
– Дед, а дед! – позвал Мамай пастуха.
Тот, свернувшись калачиком и накинув шубейку на голову, сладко посапывал.
– Че надоть? – пробурчал он.
– Кумыса… не найдется? – спросил Мамай.
Дед заворочался, встал. Протер свои узкие глазки и заковылял куда-то в степь. Вернулся не скоро, держа в руке бирдюк. Прежде чем развязать горловину, стряхнул перед Мамаем толстых червей. Тот знал, что это доказательство зрелости кумыса. Мамай с жадностью набросился на это питье, приятное и вкусом и прохладой. Поглаживая от удовольствия живот, он спросил:
– Вот ты вроде все знаешь, а можешь предсказать, что ждет меня впереди.
Дед сощурил глазки, посмотрел на нагайку. Мамай понял и улыбнулся:
– Не трону, не бойсь.
– А я и не боюсь. У мня кожа так иссохлась, че ни че не чувствует. Но скажу.
Дед подполз к нему и стал пристально его рассматривать.
– Че ты ищишь? – заволновался Мамай.
– Будешь велик, но… упадешь, – проговорил дед.
Мамай ничего не сказал, поднялся. За ним поднялись нукеры.
– Прощай, дед!
Он дал коню по бокам нагайкой. Конь рванул, за ним поскакала охрана. Мамай скакал долго, солнце уже село, луна со своим круглым татарским лицом улыбалась сверху, глядя на эту скачку. Ее остановила… река Итиль, которая преградила ему путь. Мамай остановил коня. И тут на серебряную речную дорожку один за другим стали выплывать струги. Мамай удивился: «Кто это может быть?» И повелел одному из нукеров, вернувшись домой, узнать, что это были за люди на лодках. Откуда они.
