Результат этой битвы принес в Московию… Игнатий, буря которого забросила на остров Санден. Израненный, с многочисленными синяками и шишками, он выбрался из того, что недавно называлось кораблем, и был несказанно рад, оказавшись на твердой земле. Он сел тут же, протянув ноги к морю, которое к этому времени стихло и ласково, словно извиняясь, набегало на берег, стараясь лизнуть обидевшего им ноги купчины.
Он долго так сидел, наслаждаясь тишиной, спокойствием, радуясь спасению. Сколько бы он так просидел, неизвестно, если бы не услышал чей-то стон. Он доносился со стороны корабля. Собрав силы, Игнат побрел к нему. На палубе он нашел капитана, который привязал себя к обломку мачты, чем себя спас. Только нога его была удивительно вывернута, часть которой находилась под углом другой половины. Увидя такую картину, Игнатий… напугался. Хотел было даже сбежать. Но застонавший капитан выдавил из себя:
– Спаси!
Оно было сказано таким голосом, что оставить его без своей помощи он не мог. Отвязав его от мачты, Игнатий осторожно, собрав все свои силы, спустил его на берег. Капитан попросил, чтобы тот обыскал судно, где было много вина, и принес ему пару бутылок. Капитан был прав. Вино там было, но половина бутылок оказалась разбитой. Принося вино, он поставил его рядом с капитаном, не зная, что дальше делать. Тот, превозмогая боль, сказал, что, как он выпьет это вино, тот должен сложить его ногу, используя доски с корабля, обвязать крепко. Купец понял. Когда капитан свалился пьяным, Игнатий принялся его «ремонтировать». Перелом был открытым, что позволило сложить кости. Приставив досточки, закрепил положение ноги. Сам он догадался принести еще вина и облить место сложения.
Капитан очнулся на второй день, и первое, что он попросил: пожрать. Игнат обрадовался:
– Жрать хошь – будешь жить. Только где взять жратву?
– Поищи на лодии, – посоветовал капитан.
Игнатий много чего там нашел. Столярный инструмент, гвозди, сушеную рыбу, вяленое мясо, сухари, разную посуду, рыбацкие снасти. Но главное: кресало и трут. Это обрадовало купца.
Утолив голод, капитан попросил пить. Жажду испытывал и сам купец. Обойдя остров, он нашел помимо родничка еще и лес с низкими коренастыми деревьями. Набрав в пустые бутылки воды, он вернулся к капитану. Тот стонал и метался от боли. Увидев вернувшегося купца, заорал:
– Вина, вина!
Глядя на развалины корабля, Игнатию пришла мысль построить из него что-то в виде домика. О лодке ему почему-то мысль не пришла в голову. Вероятно, оттого, что сам он не морской человек, поэтому куда плыть и как плыть он не знал. На капитана пока надежды почти не было. Надежда была только на счастливый случай: кто-нибудь пристанет набрать воды.
Недалеко от ручья, разбирая потихоньку выброшенную на берег разбитую посудину, он соорудил небольшое жилище. Смастерил в нем даже печь. Сделал два лежака. А капитан все это время ел, напивался и так каждый день. Кончилось вино, но оказалось, что к этому времени прошли боли. Наступать он не мог, но срубленные палки помогали ему двигаться.
Придя в себя от перепоя, он вначале накинулся на купца: зачем тот сломал его корабль.
– Я его не ломал, – ответил Игнатий, – надо было тебе управляться с ним, чтоб я тут не сидел.
Услышав такие слова, капитан смирился:
– Да ладноть, я пошутковал.
А через некоторое время, когда похолодало и этот домишко стал единственным очагом спасения, капитан каждый день, словно помешался, стал просить прощения. Он уже начал ходить и часто шел к берегу, все намеревался увидеть какое-нибудь судно. «Раз есть здесь вода, значит, кто-нибудь обязательно за ней заедет», – думал капитан.
И вот однажды, скача на одной ноге, он ворвался в жилье с криком:
– Корабль! Разжигай костер!
Дым привлек капитана. Судно причалило к берегу. Его капитан сообщил, что он идет в Эльблонг, а это была тевтонская земля. Но куда было деваться.
Они прибыли как раз в тот день, когда тевтонцы праздновали победу над литовцами. А через несколько дней оказалась оказия на восток. Так Игнатий оказался на родной земле. Обросший, загорелый до черноты, он даже не сразу был принят дома. Потом, когда разобрались, радость в доме царила непомерная. Через несколько дней Игнатий поехал проведать друзей и рассказать о своих мытарствах. Через Кобылу и Пожарского Дмитрий узнал о том, что тевтонцы крепко побили литовцев.
Москва, пришедшая в себя после литовского набега, стала готовиться нанести «ответный визит». Прежде всего, Дмитрий обрушился на Смоленск за то, что тот был с Олгердом за одно. Послал он рать и в Брянск, чтоб помнили, под чьей рукой они должны ходить. Побывав под носом у Олгерда, который где-то забился, как мышь, и не давал признаков жизни, Москва поняла свою силу и обрушилась на главного своего обидчика. Михаила тверского.
Прослышав, что Москва пошла на него, он бежал уже известной дорогой: в Литву. Но вначале Олгерд и слышать не хотел о походе в Московию, куда опять позвал его Михаил. Тогда тот направил было стопы в Орду. Но его московские люди успели перехватить и предупредить, что Дмитрий везде расставил людей, думая, что Михаил может позвать Орду на помощь. Ему пришлось вернуться.
Весть о том, что его княжество сильно пограблено и Московия продолжает по-прежнему хватать его людей и везти к себе, Михаил скрепя сердце опять поехал к Олгерду. На этот раз его не надо было уговаривать. Дело в том, что на собственной земле многие князья начали терять веру в Олгерда и искать пути своего освобождения. Только победа над давним, сильным врагом могла спасти его славу. И он решился. Как обычно, тайно, скрытно собрав войска, повел их совместно с Кейстутом и Михаилом тверским в Рожденственский пост.
Теперь он пошел более северным путем, где его не могли ждать, и вышел на город Волок-Ламский. Их никто не ожидал. Когда об их появлении доложили князю Василию Ивановичу Березуйскому, он быстро собрал дружину и встретил литовцев на мосту к граду. Там князь был тяжело ранен. Воины подхватили Василия Ивановича и успели скрыться за крепостными стенами города. Внезапный налет у Олгерда не получился. Он три дня осаживал город, но защитники бились насмерть.
Чтобы не терять время и обрушиться внезапно, Олгерд оставил Волок и двинулся на Москву. Выставленные Олгердом оградительные посты схватили около десятка посланцев. На этот раз сохранилось в тайне нашествие Олгерда. Но, что заставило поехать в пуржистую погоду в свою далекую деревню окольничьего Тимофея Васильевича, трудно сказать. Приехав спокойно в деревню, он увидел там множество людей. У него даже мелькнула мысль: «Уж не Дмитрий ли тут хозяенует?». А услышав чужую речь, допер. Тихонько развернулся и погнал коня во всю мочь.
Ворвавшись в кремль, он бросился к Дмитрию. Тут же кремлевские колокола, перебивая завывание пурги, подняли Москву, и народ, похватав барахлишко, ринулись прятаться за надежные кремлевские стены.
Дмитрию повезло в том, что на этот раз его двобродный брат с войсками стоял в Перемышле. Сообщить ему о нападении Олгерда на Москву вызвался Кобыла. Другие посланцы помчались в Пронск, Рязань. Оттуда пошли войска в Перемышль. Олгерд не на шутку испугался, когда узнал, что войска собираются в Перемышле.
