Таких беглецов Михаил Александрович встретил с распростертыми руками. Тем более они пообещали сделать его великим князем. Когда они сказали ему об этом, он спросил:
– Что вы решите с ярлыком?
– Сделаем! – уверенно подтвердили они.
– А как же Дмитрий?
– А что Дмитрий! Привезя тебе ярлык, мы привезем и помощь ордынскую. С рязанским князем он в ссоре. Да многие другие глядят, как бы от него освободиться. Взять князей стародубских, брянских, белозерских… Да всех не перечтешь. Разве они князья? Были, а щас – никто. Вот и хотят они воли. Или под твою руку. Думаешь, они не видят, как ты умеешь водить полки! Да, сладки слова. Голова может закружиться. «А что, попробовать надо. Они все вроде верно говорят», – решил он. И попробовал. Отправил их в Орду. Вернулись они быстро. И не с пустыми руками. Мамай дал им ярлык для Михаила тверского. Не забывает хан Дмитрова условия. Мстит потихоньку.
Михаил Александрович был на седьмом небе. Он – великий князь! Наконец-то! Когда опустился на землю, вспомнил, чтобы им стать в самом деле, надо идти во Владимир на посвящение. Но кто его туда пустит? Оставалось одно: взять силой. К этому решению его подтолкнули слова Некомата: «Орда даст войско». На Литву он рассчитывал твердо. Раз так – война! И послал объявить об этом к Дмитрию московскому. После этого он отправил своего наместника в Торжок, а рать – в Углич.
Узнавши об этом, Дмитрий быстро собрал войско. Выглядел он решительным, деятельным. Один его вид говорил, что такому князю такая война не страшна. Это вдохновляло бойцов. Со всей своей силой он двинулся к Волоку Ламскому. Туда начали приходить другие князья: тесть Дмитрий Константинович с двумя братьями и сыном, двоюродный брат Владимир Андреевич, князья ростовский, ярославский, смоленский…
Когда собрались все, это огромное войско двинулось на Тверь. Узнав об этом, Михаил ожидал татар. Но напрасно. Направившиеся было к нему литовцы, узнав о собранной Дмитрием силе, повернули назад. Последняя надежда рухнула. Оставалось два выхода: или нож себе в сердце, или просить помилование. Михаил пригласил к себе владыку Емфимия и, дав ему своих больших бояр, отправил просить мира к Дмитрию. Перед уходом владыка нарочно, чтобы не злить Михаила, не назвал московского князя великим, а просто спросил:
– Дмитрий потребует от тебя главного: стать тебе и всему твоему потомству младшим братом. Ты готов на это?
Обсуждая поездку, почему-то никто из присутствующих не задал этого вопроса. Или не хотели расстраивать князя, или боялись взять на себя такую ответственность. И вот владыка не выдержал. Все понимали правильность поступка Емфимия, потому что московскому князю надо было только это. Старец взглянул на него пронзительным взглядом. Бояре переглянулись. Настала тишина. Она, как показалось некоторым, была какой-то зловещей. Тверь навсегда должна была проститься с самостоятельностью.
Князь, сидевший в кресле, поднялся, подошел к владыке.
– А как ты сам, Емфимий, думаешь?
Владыка провел рукой по длинной седой бороде.
– Думаю… тебе никуда от этого не деться.
Князь поглядел на бояр. Те стояли, понуро опустив головы.
– Я понял, – проговорил князь и подошел к окну, словно прощаясь со свободной тверской землей, – да… у нас нет больше сил, – произнес он, глядя по-прежнему на улицу.
Бояре загудели. Князь резко повернулся:
– Недовольны! Так берите мечи и идите бейтесь за свою свободу. А я не хочу лишних жертв, которые, к сожалению, ничего не принесут. Я подчиняюсь своей судьбе быть тем, кто ставит княжество на колени! Ступайте с богом! Люди ждут от вас хороших вестей.
– Ты праведный князь! – произнес старец. – Да благословит тебя Бог!
И он осенил его крестом.
Да, переговоры трудные и жесткие окончились полной победой Дмитрия. Тверцы на одном моменте было заколебались. Московский князь потребовал дать полную свободу кашинскому князю. А это означало деление тверского княжества пополам. Тверчане было заупрямились. Тогда Дмитрий немедленно привел войска в движение. Запылали предместья. Тверский князь, потерявший города Зубцов, Белгород и Городок, по сути остался в одной Твери. Уничтожать Тверь Михаил не решился. Договор был подписан. И все же Михаил был не тем человеком, который, сдавшись, уж не думает о возвращении былого могущества. Все же он надеялся на Литву, женив своего сына на дочери Кейстута Марии.
Но в Литве началась своя перетруха. Скончался великий князь Литвы Олгерд, взяв перед смертью христианское имя Алексей и постригшись в монахи. Великим князем стал Ягайло, в православии Яков. Но он взял старшинство не по праву, оно принадлежало старшему брату Андрею, полоцкому князю. Он возмутился и объявил свои притязания на старшинство.
В этот момент все зависело от Кейстута. Кого тот поддержит. Наверное, на несгибаемого богатыря подействовало то, что к нему явился Ягайло с матерью и на коленях умоляли его. Он поддержал Ягайло. Андрей вынужден был бежать. Его принял Псков. Но велел взять согласие у московского князя. Да, Москва стала командовать по всем северным русским княжествам.
Дмитрий воспользовался литовской смутой и послал брата Владимира и воеводу Волынского в литовские земли. Те присоединили к Руси города Трубчевск и Стародуб.
Москва, набирая силу, торжествовала. Великий князь по поводу этой победы собрал у себя некоторых князей, бояр и мастеров. Были там Пожарский и Кобыла. Когда окончились эти поседки, выйдя во двор, Кобыла, глядя, как какой-то мужик загонял в овчарню табун овец, сказал Пожарскому:
– Сколь шуб пошить можно!
– У тя не меньше, – заметил тот.
– Слышь, князь, – повернулся Кобыла к Пожарскому, – а не посетить ли нам Романа?
На лице князя появилось удивление. Но, видать, подумав, ответил:
– А чего, давай! Монахам кое-что привезем. С преподобным повстречаемся. Ишь, как на Руси дела пошли, – каким-то повеселевшим тоном произнес он.
– За пару дней соберемся? – спросил Кобыла.
– Соберемся, – ответил тот.
Через пару дней, после рассвета, по переяславско-залесской дороге от Москвы на север двигался обоз, груженный зерном, овощами, живностью. Его путь лежал до Радонежского монастыря игумена Сергия.
Переехав Клязьму, они решили заночевать. Время было осеннее. Если днем солнце еще изредка баловало землю своей лаской, то ночами лужи покрывались тонкими льдинками.
– Где будем ночевать? – глядя на Пожарского, спросил Кобыла.
– А здеся! – ответил тот, испытующе глядя на друга.
– По-казацки, – съехидничал Кобыла.
– По-казацки. Разведем костерок, закутаемся в шубы и до утра с храповцой, – смеясь, сказал Пожарский.
– Ладноть, – согласился тот, – стану казаком и я.
– Это хорошее дело! – заметил Пожарский и подмигнул.
