Но Кейстут пожалел Ягайло во имя его отца, потребовав от него, чтобы тот никогда не вооружался против дяди и не выходил из его воли. Выдав все эти заверения, Ягайло послал брата Скиригайло, узнав, что Кейстут повесил его любимца Войдыллу, к Дмитрию Олгердовичу, князю северскому, слезно прося не дать погибнуть Олгердовичам. Тот понял просьбу и, собрав войско, выступил против великого князя Кейстута, велев выступить и Ягайле. Он выступил, идя якобы на помощь, внезапно свернул на Вильно и овладел городом, тут же обратясь к немцам за помощью, которую незамедлительно получил.
Они встретились у города Троки. Немцы, увидя силы Кейстута, зная его военный талант и уважение воинов, решил убраться. Узнав об этом, Ягайло бросился к магистру и рассказал о своей задумке. Выслушав его, магистр развеселился, сказав, что это замечательно. Но поставил одно условие. Ягайло сразу на него согласился.
Ягайло обратился к Витовту, вспомнил их старую дружбу и просил, чтобы тот помирил с его отцом. Витовт все рассказал отцу. Тот подумал и согласился, сказав только, что он туда не поедет, а пусть они приезжают к нему. Тогда Ягайло послал брата Скиригайло, и тот именем брата поклялся, что с ними ничего не случится. Кейстут, воспитанный на святости княжеского слова, согласился поехать.
Как только они там появились, были схвачены. Витовта бросили в тюрьму, а Кейстута отдали злейшим его врагам – тевтонцам. Те увезли князя в Крево и на пятую ночь удавили.
Такие события властвовали на западе. И молодой московский князь не мог упустить такую возможность, когда запад на время стал ему безопасен. С первых дней своего юного княжества Дмитрий начал с борьбы. Не раз ему приходилось ходить и отбирать великое княжение. А это же было неповиновение Орде! Так что он с юных лет закалялся в борьбе с татарами, тем самым преодолев психологический барьер страха перед этим сильным и коварным врагом.
Раздробленная Орда хотела жить, а жить она могла только набегами да грабежом. Мордовский князь Тогай неожиданно напал на Переяславль-Рязанский, взял его, сжег, захватив много богатств и пленников. Русские, преодолев извечный страх перед татарами, стали ходить на них войной. Дмитрий Константинович, князь нижегородский, с братом Борисом и сыном Василием ходили на хана Асана, и тот вынужден был бежать. Русские, русские!!! Посадили на ханский трон своего татарина Салтана.
Мамай тоже было включился в нападение на русские земли. Он опустошил Рязанское княжество. Они сделали бы больше, но приход московских войск во главе с великим князем Дмитрием заставил их бежать, бросая награбленное.
Надежно прикрыв южные границы, Дмитрий решил сам напасть на татар. Для этого он подготовил войско и, отдав его воеводе Дмитрию Волынскому, отправил его на Казань. Впервые ханы Асан и Магомен-Солтан вынуждены были платить русским деньги. Все это не могло не встревожить татар.
Мамай хорошо понимал, что владычеству Орды приходит конец, если они не образумятся и не соединят свои силы. И он решил предпринять невиданную для ханов одну попытку: встретиться с гордым чингисовцем Тохтамышем.
Тайно, переодевшись в дервиша, он добрался до заяцкого хана Тохтамыша. Узнав, кто стоит у его шатра, тот не поверил. Но когда ему представили ханскую пайцзу, он принял столь странного гостя. Но принимал его так, чтобы подчеркнуть свое чингисовское положение. Он сидел на троне, дозволив Мамаю стоять перед ним.
– Слушаю тебя, – произнес Тохтамыш.
– Я скажу тебе, хан, пока мы выясняем, кому из нас надо править, травим и убиваем себя, урусы создают свою крепнущую Орду, не позволяя многим жить самостоятельно, с другими укрепляют мир. Скоро, если мы не поймем этого и будем нападать друг на друга, они придут сюда. И уже не мы будем получать от них дань, а нам придется ее платить победителю.
Тохтамыш слушал его внимательно. Он понимал, что Мамай, как никто, видит будущее Орды и хочет протянуть ее конец, если не удастся укрепиться. «Слова его правильны! Но кто это предлагает?! Эх, будь он чингисовцем! А то, что скажут о нас другие? Мы изжили себя! Нет!» Но все же жест милости он решил сделать.
– Садись! – и указал на кресло, стоявшее сбоку, внизу, от его трона.
Мамай сел, внимательно глядя в его сторону. Тохтамыш одернул свой позолоченный халат, скосил глаза. В голове зашевелилась мысль: «Приказать схватить его и свернуть ему шею». Но тотчас подавил в себе эту мысль: «В Орде остались ханы, преданные Мамаю. И они еще сильны. Где-то задерживается помощь, обещанная Тамерланом. А без нее рисковать… Нет, не стоит. Пусть он сражается с руссами и выпускают друг другу кровь. На их издыхание приду я». Эта мысль понравилась хану, и он ответил:
– Я пока не могу тебе помочь. У меня у самого появились опасные соседи. Но я тебе не буду мешать, – это были его последние слова.
Они простились, и Мамай удалился. Но что-то не может успокоиться чингисовец: «Нет! Зря я его отпустил!» Хлопнул в ладоши. Появился глава стражи.
– Догони, – и кивнул на выход из шатра, – и сломай ему шею.
– Дервишу? – удивился страж.
– Он не дервиш, – ответил хан.
Но сколько стражники ханские его не искали, он как сквозь землю провалился. Видя, как его ищут, Мамай усмехнулся и понял, что хотел Тохтамыш.
– Бездельники, – сказал он, спокойно оседлав коня, – разве так ищут.
Дорогой у него созрел план из-за поступка Тохтамыша: «Он хотел меня уничтожить, так лучше это сделаю я!» Вернувшись к себе, тайно Мамай начал готовиться к войне. Но тут вмешались русские беглецы Иван Вельяминов да Некомат Сурожанин, которым не удалось дело с ярлыком для Михаила тверского, задумали другое: послать кого-нибудь в Московию с отравою для Дмитрия. Искали и нашли беглого попа. Не удалась и эта задумка, тогда они стали наускивать Мамая идти на Московию, убеждая его в том, что недовольные Дмитрием русские князья немедленно подымутся против него.
Скупка оружия, лошадей, наем воинов – все это красноречиво говорило о подготовке Мамая к военным действиям. Слухи докатились и до Московии. Они, конечно, не очень удивили Дмитрия, но хотелось бы знать, против кого… Чтобы узнать, надо послать туда человека. И он вспомнил о Пожарском. Но, подумав, отказался от этой мысли. Он там бывал, его знают. Выбор остановился на… Кобыле. Чтобы сообщить ему о своем решении, князь воспользовался одним событием. По случаю рождения четвертого сына Дмитрия Петра собрались ближайшие князья: Василий Михайлович Кашинский, Борис Константинович нижегородский; бояре: Дмитрий Волынский – Боброк, Иван Родионович Квашня, Андрей Иванович Кобыла со своим сыном Федором Андреевичем Кошкой и другие. Не было только Андрея Пожарского с сыном Василием, так как проживал в Пожарах и не знал о рождении сына у великого князя. Не было и митрополита. Но был никому не известный монах.
Дубовый стол прогибался от обилия всевозможных яств. Тут и тели запечены, да кабаны, гуси, осетры пузатые… а еще заморские кушанья… да все не перечислить. А питье: от медовухи до вин заморских.
Поднялся монах после кивка Дмитрия.
