– Силою Господа нашего Иисуса Христа и помощью Пречистой его Матери пусть бегут татары! – Пришпорил коня.
И битва завязалась!
Бренка был прав. Когда начался бой, Мамай показал на знамя московского князя. Отряд тургаутов ринулся исполнять волю хана. Вскоре они приволокли тело. Хан взглянул на него, затопал ногами и сжал кулаки:
– Московский князь опять меня надул.
Битва кипела, татары в центре начали теснить русских. Тогда Дмитрий ввел в бой резерв. Сам он сражался во главе полков. Татары, не желая упустить победу, бились изо всех сил. Рядом с князем, одним глазом следя за ним, сражались его друзья, Василий Пожарский и Федор Кошка. Настал такой момент, когда, казалось, Дмитрию конец: его окружило несколько татар. Не раздумывая, Василий ринулся на них, призывая Федора помочь. Но тот крикнул:
– Я – за помощью.
Помощь Дмитрию в лице Василия подошла вовремя. Молодой Пожарский принял основной удар на себя. И тогда на него обрушились обозленные татары, считая, что этот отчаянный воин будет их добычей.
Схватка была неравной. Василий погиб. Но тут подоспела еще помощь, и князь на этот раз отделался несколькими легкими ранами. Но не обращая на них внимания, он продолжал остервенело сражаться. Его потом нашли под деревом, случайно. Жизнь в нем еле теплилась. И это только благодаря князю Владимиру Андреевичу, который со слезами на глазах просил всех искать великого князя. Когда счастливый серпуховский князь подскочил к Дмитрию и поднял его голову, объявив о победе, тот тихо прошептал:
– Сказала…
Ничего не понял Владимир. До и понимать не было времени, главное – великий жив. Его сильный организм победил.
Нашли и Пересвета и Ослябя. Оба оказались мертвы. Смотреть-то внимательно не было времени. Все поле было устлано телами. Подошли, глянули, решили. Какой-то священник позаботился о том, чтобы их отвезли и похоронили в обителе. По дороге возница вдруг услышал чей-то стон. Он подумал, что ему показалось. Но стон повторился. Возница остановил коня и стал их ощупывать. Ослябя оказался теплым. Он-то и вновь застонал. Тогда возница погнал коня и довез их до Семеновского монастыря. Там похоронили Пересвета, а Ослябя выздоровел. Позднее он даже был послан в Константинополь. В конце своей жизни Ослябя завещал похоронить его рядом с другом Пересветом.
История не знает, чтобы на Руси до этого была такая битва. А в мировом масштабе разве несколько битв, таких как Каталонская, когда римский полководец спас Западную Европу от гуннов, или побоище Турское, где вождь франков спас Европу от аравитян. А не в Куликовской ли битве, в какой раз, была спасена Европа? Но дряхлеющая Европа не хочет этого помнить.
В этой битве русские не только одолели татар, но преследовали их до реки Мечи, овладев всем их станом. Мамай, сумевший ускользнуть от погони, вернулся в Орду. На него страшно было смотреть, таким злым было его лицо. А в душе кипела жажда мщения. И он начал лихорадочно собирать новое войско.
Москва почти не праздновала свою победу. Ибо эта радость была плачевной, жалостивой. Многие, ой многие москвичи, да и не только они, сложили головы на Куликовом поле. А кто и остался, то многих эта битва так изменила, что их было трудно узнать. Когда Владимир привез Дмитрия в его хоромы, навстречу выскочила радостная Евдокия. Но, увидев мужа, всплеснула руками:
– Ты ли это?
Перед ней стоял почти старик. Побелели его пышные черные волосы. Исхудало лицо, аж щеки впали. Да и сам он, из уверенного, энергичного превратился в противоположность. Посмотрев на любимую жену, вяло улыбнулся. Она и Владимир помогли подняться ему на крылец. Родные стены, видать, придали ему сил. Дальше пошел сам. Дойдя до одра, торопливо опустился на него. Дыхание его, тяжелое, со свистом, немного успокоилось. Наверное, почувствовав прилив сил, проговорил:
– Мать, мы ийво одолели!
– Да чтоб ему, бесу… – дальше она не договорила.
Подошла к нему, подняла рубаху и ужаснулась: все тело его было в ранах. Повернувшись к дверям, крикнула:
– Ейка…
Дверь открылась, вошел паренек.
– Быстро за лекарями.
Не лучше был и другой москвич, Пожарский. Его друг Кобыла изо всех сил гнал лошадей. Ехали день и ночь. Увидев в таком состоянии мужа, Дарьюшка чуть не лишилась сознания. Кобыла еле стоял на ногах. Ему самому нужна была помощь.
– Дарьюшка, – тихо сказал Кобыла, – срочно вези его в Пожары. Тама есть дед. Пущай лечит, – проговорил и повалился на пол.
И во многих московских домах была подобная картина. Но еще больше было слез и стенаний. Не вернулись мужья, братья, дети… Спят они вечным сном на поле куликовым, на кровавом поле.
Кажется, но что вражине надо. Столько принес горя и себе и другим людям. Ну успокойся, пусть зарастут раны. Нет… Надо мстить. Но когда мысли заняты местью, глаза не видят, а уши не слышат.
Заяцкий хан Тохтамыш потирает руки, а душа его поет от восторга. Как же, этот выскачка, возомнивший о себе черт знает что, захотел владеть миром. Неет, не позволят тебе это сделать чингисовцы. Тохтамыш послал людей в Орду, чтобы следили за Мамаем. Когда Тохтамыш узнал о том, что Мамай собирает войско отомстить Московии, он принял свое решение.
Как только Мамай выступил, выступил и Тохтамыш. Но если заяцкий хан следил за ним, то оглохший и ослепший Мамай даже выкинул его из головы. Нет бы послать человека… тогда история могла пойти по другому пути. Но… нет. Путь истории неисповедим, и по заказу он не делается.
Тохтамыш решил встретить своего врага на реке Калке, где когда-то непобедимый и великий Чингисхан разбил строптивых русских князей. Он не случайно выбрал это место. Оно напоминало о величии чингисовцев, начавшемся с этих мест. Спрятав войско в логах и ложбинах, он терпеливо дожидался приближающегося Мамая. Войско ему удалось собрать изрядное: оставалась еще сила в Орде. Но кто мог ожидать, что тебя встретят на полпути.
Взяв его в полукольцо, как ураган, неожиданный и мощный, налетел Тохтамыш на Мамая. Неожиданность сыграла свою роль. Еще нося моральную травму от разгрома на Куликовом поле, войска Мамая не могли выдержать внезапной атаки свежих сил. Битва оказалась жестокой, но короткой. Мамаевцы бросились спасаться бегством, а кто перешел на сторону Тохтамыша. Наконец для него, чингисовца, дорога в Орду оказалась свободной, но для полного счастья недоставало одного: пленение Мамая. Для его поимки Тохтамыш отрядил своих тургаудов.
Но не зря этот безызвестный мурза сделался ханом Орды. Он ускользнул от погони. Когда Тохтамыш узнал об этом, то стал думать: «Где он может найти себе убежище. К русским не побежит, это ясно. На запад, в Литву. Вряд ли. Те же ему не помогли. Скорее всего, ринется в Кафу к генуэзским купцам». И пришел к выводу, что его можно найти только у генуэзских купцов в Кафе, у которых начнет клянчить деньги, чтобы попытаться вернуть свое могущество. Тохтамыш понял, что этого недьзя было допустить. Он вызвал писаря и продиктовал ему для купцов следующее послание: «Если вы пригреете этого шакала, я, Тохтамыш, приду к вам со своим войском». Как только писец запечатал послание, гонец тотчас «полетел» в Крым.
