– Я и есть мертвый бог, Эшер. Вот как выглядят мертвые боги. – Она печально развела руками. – Секунду назад тебя возмутило то, что я веду себя неподобающе истинной царице. Но именно как она я и поступила. Небесные владыки не сильно-то отличаются от своих подданных или же от аристократов из вашего Круга Невоспетых – такие же бессмысленные, не имеющие цели. Лишившиеся богов. Лишившиеся правителя.
Она поднялась и, повернувшись спиной к собеседнику, устремила взгляд в выбитое окно, где зачинался новый день. День, который, возможно, изменит ее жизнь. Тея показала пальцем на запад, в сторону Неподобия, где, напоминая раковую опухоль, из дерева и штукатурки возвышалось поместье Теренс-де’Гисов.
– Она свободна. Все свинки собраны в загон, Эшер, так почему же ее отпустили гулять? – Голос Клеопатры дрожал от удивившей серого человека ядовитой злости. – Скажи, чем Тьюи и другие Теренс-де’Гисы, а с ними и еще горстка свободно разгуливающих аристократов заслужили свою свободу? Скажи, и я все отменю. Твой бесполезный дружок вернется, а я встану перед ним на колени, только ответь: почему?
Эшер молчал. Его мысли были пусты. Он сдерживался из последних сил, мечтая лишь о том, чтобы сорвавшиеся с ее языка слова вернулись обратно и застряли у нее в горле.
– Все ясно. – Она распрямилась.
– Спроси того, кто их запер, – рискнул ответить Эшер.
Тея смерила его немигающим взглядом.
– Я вижу лишь то, что скользкие гады, как всегда, расползлись. Купер не говорил, что знает про твою дочь? Не понимаю откуда, но это так. Из твоих шкафов начали выпадать скелеты.
Глаза Эшера вспыхнули синевато-красным огнем.
– Говоришь прямо как Тьюи, пытаясь напугать меня обрывочными знаниями, смысла которых даже и близко не понимаешь. Уж не знаю, что движет ею, но ты-то, Тея, когда успела прогнить до самых костей?
Та пожала плечами, подумав о троне, что возведет над пылающими подобно свечам башнями на горизонте. Дом солнц. Жалкая ложь, увлекшая ее за собой. На всякую душу найдется свой соблазн. Даже на ее. И даже на Эшера.
– Да что ты знаешь! Тебе никогда не понять сильную женщину – для тебя мы все одинаковы. Конечно же, все женщины, которые отвергали тебя, кажутся на одно лицо, самовлюбленный засранец. Но какая теперь разница? Я стану или царицей, или ничем.
Эшер зарылся лицом в ладони. Полагая, что Тея достигла пределов его жалости, он ошибался.
– Прошло две тысячи лет, Тея, а ты наступаешь все на те же грабли. Опять выбираешь проигрывающую сторону. И, что куда печальнее, разве на сей раз тебе есть куда бежать? Нет той змеи, что могла бы тебя спасти.
Когда Клеопатра заговорила вновь, ей не удалось скрыть печали ни выражением лица, ни звучанием голоса.
– «Отток» станет идеальной армией в руках умелой царицы. А личи… Небесные владыки – прирожденные генералы. Ффлэн выбыл из игры, а его собачки заперты на псарне. Пусть Тьюи и мешает мне, но тебе следует понимать, что поле ее интересов лежит за пределами этого города. Я же обречена жить здесь, но, думаю, вполне удовлетворюсь властью над этим миром.
– Во имя колоколов, Тея, да если бы я получал по грязному сребренику от каждого бывшего бога-императора, произносящего эту фразу… Мы все здесь в ловушке. Думаешь, только тебе одной хочется перемен? Очнись уже. Ты такая же, как все.
Но она только кивнула:
– Разумеется, амбиции свойственны многим. Но, Эшер, не всем дано их воплотить в жизнь. Мы не можем умереть. Мы те, кем всегда были. Мы – женщина-фараон.
Час от часу не легче.
– Эх, Тея, мне так жаль.
– И правильно. Дни твоей свободы на исходе, Эшер, и скоро ты тоже станешь узником. И ты понимаешь, что мы имеем в виду. О сварнинге знают лишь те из нас, кому должно быть известно и то, что со всем этим делать, жалкая ты пародия на мужчину!
Судя по тому, как это прозвучало, говорила она как никогда искренне.
– Не это я имел в виду, – скорбно покачал головой Эшер. По лицу его струились слезы. Он пролил их столько, что по их волнам можно было бы отправиться в плавание… на корабле костей, корабле, принадлежащем птицам. – Мне жаль тебя, Тея. Жаль, что ты встретишь свой конец вот так.
– Твои слезы ничего не решат. Не трать слов впустую. – «Пожалуйста. Прошу тебя, старый мой друг. Поверь в мою ложь».
– Я понимаю… – кивнул Эшер, все еще не в силах унять рыдания.
«Спасибо».
Ей нужен был покой, и он это понимал, хоть и страдал. Ей надо было забыться, а не возвыситься. Леди не могла Умереть. Эшер распрямился и запел, подобно изувеченному ангелу.
Глава шестая
Кендис ругается что твой матрос и ведет машину так, словно навеселе. Она бесится, выжимая под восемьдесят из древнего дизельного «мерседеса», обошедшегося ей в шестьдесят баксов и одну дрочку. Мечтает стать разносчицей коктейлей, но не может подняться выше разменщицы банкнот. Зеленые полиэфирные брюки и туфли на резиновых подошвах. Блевотина.
– К хренам и его, и эту мамашу-членососку! Гори в аду и жри там дерьмо, шлюха! – Кендис прикуривает ультра-легкую ментоловую «Lady Pinksmoke», одновременно пытаясь счистить с зуба след от «не пачкающейся» помады. Ноготь соскальзывает, и сигарета падает на колени.
– Вот хрень! – Кендис утыкается носом в собственную грудь, пытаясь поймать ускользающий фильтр. Грузовика она не видит. Не ждет столкновения.
Вот и все. Меньше чем через мгновение мир превращается в подобие всех этих рекламных роликов автомобильных компаний: сочный полуденный свет льется в открытый люк, где-то на диване потеет та тетка со своим молодчиком, мимо пролетает шарф Айседоры Дункан, магнитофон исполняет Берлиоза.
Разлетается осколками стекло. В осколки превращается и хрупкий череп затаившей дыхание Кендис. В глазах вспыхивают звезды. На какой-то миг она просто исчезает.
Отряхивая пыль, она встает. Ржавчина и глина разводами покрывают ее лицо, смешиваются с ее волосами, марают ресницы и губы. Она выскребает грязь из опаленных солнцем глаз, оправляет одежду и запихивает своих девчат обратно в топик. Под небом, слишком желтым даже для Техаса, протянулась бетонная дорога. Кругом лишь пыль, да серовато-зеленая поросль, да лысые холмы. И пышечка Кендис – живая и одинокая. Интересно, пострадал ли ребенок? Она надеется, что да.
– Мать твою, Кенди!.. – бормочет она, порывшись в карманах и обнаружив, что где-то успела потерять пачку «Lady Pinksmokes». – Еще одна богом забытая трасса.
Джек Керуак. Ушедшие путешествуют быстро
Маларк баюкал Никсона на руках. Уставший и совершенно лишившийся сил, тот с удобством расположился в просторном каньоне между обнаженными бицепсами спасителя, всем своим видом изобразив невинного и беспомощного малыша. Он уже начинал приходить в себя, что-то мяукая, точно пригревшийся котенок, понемногу возвращаясь из царства грез. Маларк вынес немальчика из драки в Бонсеки-сай и доставил его в безопасное место. У великана было полно причин не связываться с разъяренной розововласой женщиной, не последней из которых были ее напряженные отношения с его женой, но и оставить в беде ребенка, пусть и такого фальшивого, как Никсон, он никак не мог.
