Распорядителю воровского общака было около шестидесяти лет. Самыми приметными в его внешности были кустистые брови и крупный крючковатый нос. На гладковыбритом упитанном лице Ключара густые черные брови смотрелись неестественно, как приклеенные.
– Что будете есть? – спросил я, протягивая ворам меню.
– Какая жратва, ты пошутил, что ли? – поморщился Почемучка. – Какой день кусок в горло не лезет. Закажи нам бутылку минералки, горло прополоскать, а сам заказывай что хочешь.
До прихода официантки разговор не клеился. Когда она пришла, я заказал ужин на одну персону, но попросил подать его не раньше, чем через час.
За столом, рассчитанным на шесть человек, напротив меня сел Почемучка, а Ключар занял место во главе стола, как председательствующий. Разговор начал я:
– Сергей Игнатович, я знаю ваши проблемы и готов помочь в их разрешении. У меня два условия. Невыполнение любого из них автоматически означает немедленное прекращение наших отношений. Условие первое: сейчас я буду задавать вам вопросы, а вы станете отвечать на них правдиво и развернуто. Если я почувствую в ваших словах фальшь или вы попытаетесь уйти от ответа, то разговор на этом будет закончен. Второе условие я скажу в самом конце встречи. Если вы согласны, тогда приступим?
– Валяй, спрашивай, – разрешил Почемучка.
– Сколько денег было в общаке на момент нападения?
Ключар украдкой посмотрел на своего босса. Сергей Игнатович поморщился, что означало: «Говори! Чего теперь темнить, денег-то все равно нет».
– Сто двадцать тысяч, – ответил за обоих Ключар.
– Не густо, – удивился я.
– Сколько бы ни было, все ушли, – усмехнулся Почемучка. – Знать бы, что за падла нас на бабки обула, я бы его велел двумя джипами пополам разорвать.
– Шахиня сама открыла налетчикам дверь, – не отвлекаясь на ремарки и замечания, продолжил я. – Мы считаем, что она знала одного из нападавших. Что вы по этому поводу думаете?
– Вероника кому попало не открывала, только своим.
– Она вас в этот день не ждала? – спросил я Ключара.
– Я всегда приезжал в разное время, – уклончиво ответил распорядитель общака.
Я, требуя более подробного ответа, вопросительно посмотрел на Сергея Игнатовича.
– Андрей Николаевич, мы уверены, Вероника открыла дверь своему личному знакомому, к нам этот человек отношения не имеет.
– Как я понимаю, вопрос о внутренней измене вы даже не рассматриваете?
– Чисто технически измена в данном случае невозможна, – пояснил лидер преступного мира. – По нашим делам Вероника открывала дверь только Ключару. Если бы вместо него приехал другой человек, она бы даже разговаривать не стала. Если бы Ключар вышел из игры, то приехать должен был или я, или двое других авторитетов одновременно. При таких условиях внутренняя измена не прокатит.
– Сергей Игнатович, почему вы ей телефон в квартиру не провели? Прослушки опасались?
– Не, наши разговоры слушай не слушай – ничего не поймешь. Ты сам посуди, зачем телефон в квартире, где две бабы живут? Ты до них сроду не дозвонишься. То одна начнет подруг обзванивать, то другая. Девчонка у Вероники общительная была, если бы ей телефон дали, она бы на нем часами висела.
– Хорошо. Поговорим о девчонке. Кто она такая?
Воры переглянулись. Им не хотелось отвечать на этот вопрос, но отступать было некуда.
– Девчонка – это дочь Шахини, – ответил Почемучка.
Я даже не попытался скрыть своего удивления:
– Шахиня от всех скрывала, что девчонка – ее родная дочь? Зачем, какой в этом смысл?
– Вероника не хотела, чтобы Лена пошла по ее стопам. Сам посуди: у девчонки мать два раза за убийство отсидела, старшая сестра погибла в пьяной драке, родной дядя помер на зоне. Двоюродный брат, тот, что с ней в одной квартире жил, дегенерат в чистом виде.
– Наследственность – не позавидуешь, – согласился я.
– Коли пошел такой разговор, я не буду темнить. – Почемучка достал сигареты, закурил. Помолчал, взвешивая все «за» и «против», и продолжил: – Хочешь узнать все о девчонке – слушай. Когда Вероника заехала в зону второй раз, мы перетерли с кем надо и решили, что она родит в колонии и подаст на условно-досрочное освобождение. Ребенок – хороший повод по УДО выйти. Вначале все шло как задумано. К Веронике на «долгую» свиданку приехал наш человек, типа ее брат родной. Настоящий брат к тому времени уже скопытился, но мы подмазали, где надо, и он «воскрес». За пять суток длинного свидания они зачали девчонку, и Вероника в положенный срок родила. Ребенка сразу же отдали в дом малютки, а потом в детдом. Ты говоришь – наследственность… Вот она-то все и подпортила. Так получилось, что мой кореш сидел вместе с братом Шахини. Я спрашивал его, что это был за человек. Он отвечает: баклан
[5]. Реальный баклан. Глоток водки сделает, и крыша едет, за нож хватается. У Вероники та же натура была, так сказать, бакланистая. И влюбчивая в то же время. Она, между первой и второй ходками, ни одного мужика мимо себя не пропускала и всех любила «пылкой девичьей любовью». В колонии с мужиками не ахти, но свинья всегда грязь найдет. Уже после рождения дочери влюбилась Вероника в прапорщика из хозяйственной части, а тот с другой зэчкой миловался. Шахиня говорит сопернице: «Уйди!» Та бабенка отказалась. Вероника ее больше не упрашивала, а взяла и по лицу ножичком чиркнула, так сказать, товарный вид испортила. УДО накрылось.
– Дело замяли?
– Естественно. В зоне сор из избы не выносят. Составили акт, что осужденная такая-то сама напоролась на острую проволоку… Короче, Вероника освободилась и говорит: «Костьми лягу, но дочку от вкуса баланды уберегу». Нет, не с этого дело началось. Ты в курсе, что у нее с Лучиком всегда были прекрасные отношения? Когда Вероника поняла, что ее УДО накрылось медным тазом, она написала Лучику в зону: «Отдали девчонку от меня». Дело это было году так в тысяча девятьсот восьмидесятом. Лене тогда исполнилось года три или четыре, не больше. Лучик связался с кем надо, в детдоме поменяли документы, и Лена Желомкина стала Леной Кислицыной. Откуда такая фамилия взялась, я не знаю, но она всех устроила. Так вот, после освобождения Вероника забрала девчонку из детдома и стала воспитывать ее как свою внучку, но не родную, а как бы сказать-то… Короче, девчонка считала, что ее родители погибли в автодорожной катастрофе, а Шахиня была близкой подругой ее матери.
– В личном деле осужденной Желомкиной нет ни слова о рождении ребенка во время отбытия второго срока.
– Она же не в зоне рожала, а в городской больнице. Когда решили девчонку отдалить от матери, главврач больницы выписал справку, что роды закончились мертворожденным ребенком. В личном деле Шахини поменяли свидетельство о рождении на справку из роддома, и дело сделано!
– Как девчонка называла Шахиню?
