Граф ШиДорван коротко выдохнул и стремительным шагом направился прочь из приемной Его Королевского Величества Индаро Второго. Все его планы рухнули в одночасье лишь только потому, что самодержцу (или самодуру?) захотелось пристроить на тепленькое местечко подальше от двора одну из своих любовниц.
— Ш-шарх! — вполголоса ругнулся граф, не замечая, как от него шарахнулся кто-то из проходивших мимо слуг.
Он стремительно направлялся к выделенным покоям, не обращая внимания ни на приветственные кивки немногочисленных знакомых, ни на любопытные взгляды придворных, попадающихся на пути. Со стороны, казалось, что граф напоминает огромный фрегат, следующий заданным курсом и ничто неспособно заставить его свернуть в сторону. Он сомнет, раздавит, уничтожит любого, кто посмеет встать на его пути. Но придворные — народ опытный. Они годами оттачивают в себе умение за версту чувствовать настроение окружающих и потому сейчас ловко отскакивали с курса, взятого графом ШиДорваном, чтобы не приведи боги, не оказаться у него под килем.
В том, что его женой, следующей графиней ШиДорван станет одна из неугодных любовниц короля, сомнений не возникало.
За простую девчонку никто хлопотать не будет, пусть она хоть тысячу происходит из древнего рода. Кристиан прекрасно знал, как при дворе избавляются от надоевших любовниц: если не на тот свет спроваживают, так в монастырь или замуж выдают за кого подвернется. В этот раз подвернулся он. И чудо еще, если эта шиисса ШиДаро не беременна от короля. Называть своим сыном и наследником королевского бастарда он не собирается.
Граф поморщился. Мало того, что теперь ему придется жениться не пойми на ком, так еще и с графом Малфером в результате проблемы будут. Старик не простит пренебрежения его дочерью, сколько ему не доказывай, что это повеление самого короля. А ведь они только-только стали налаживать отношения и женитьба на Маргарите Малфер — было как раз таки его, Кристиана, идея. Не просто сотрудничать, а, так сказать, породниться. К тому же Маргариту Кристиан знал. Не слишком хорошо, но встречаться приходилось и, судя по тому, что она собой представляла и, принимая во внимание взгляды самого
графа на институт брака и воспитание детей, ублюдка в подоле точно не принесла бы. А тут король со своей девкой.
— Шарх! — в очередной раз ругнулся Кристиан. — Такой план в з…
Он со всей силы толкнул дверь в выделенные ему покои, стремясь сорвать злость хотя бы здесь и замер на пороге. В спальне кто-то был.
Сразу Кристиан подумал о той малышке, что уже однажды вломилась в его спальню. Кажется, тогда она пообещала вернуться, хотя он и не сильно на это рассчитывал и уж точно не собирался искать ее. В королевском дворце всегда хватало с кем развлечься. Но рассмотрев женщину, что ожидала его, раскинувшись в соблазнительной позе поверх шелкового покрывала на кровати, мысленно пообещал себе выпороть слугу, который пустил ее и позволил расположиться в отсутствие хозяина. Уж лучше бы та незнакомка решила продолжить их знакомство. С этой шииссой, Кристиан дела иметь не хотел.
Глава 5
Полин Амодири по меркам двора считалась старухой. А ведь ей было всего тридцать три года, но по сравнению со стайками девиц от двенадцати до восемнадцати, что ежегодно стекаются к королевскому двору в поисках богатых мужей или тепленьких мест, она и в самом деле выглядела чересчур опытной, чересчур доступной… все чересчур.
А ведь было время…
В первый раз Полин вышла замуж в четырнадцать лет. Родной отец, обедневший провинциальный шиисс, решил поправить свои дела, отдав юную дочь в жены соседу, который, кстати, ему самому в отцы годился. Полин плакала. Как же она плакала, когда узнала о том, что вскоре должна стать женой мерзкого старика, от одного вида которого ее трясло. А стоило новоявленному жениху прикоснуться к девушке, так и вовсе тошнота подступала к горлу. Даже сейчас, по прошествии двадцати лет, Полин с содроганием вспоминала визиты старого графа в их родовое поместье. Ее передергивало, стоило воскресить в памяти те встречи в полутемных холодных коридорах, когда мерзкий жених прижимал ее к стенке, хрипло дышал в ухо или оставлял мокрые дорожки от своих слюнявых губ на нежной коже ее шеи. Полин ежилась, вспоминая, как его влажные липкие ладони скользили по ее тогда еще юному телу, узловатые пальцы проникали под корсаж и сжимали соски, выкручивая их, причиняя боль. Она плакала, но молчала. Терпела, не скрывая дрожь отвращения, а жених распалялся еще больше с каждым визитом. Один раз он затащил ее в пустую гостиную, разорвал платье на груди и, не обращая внимания на крики и попытки вырваться, толкнув на пыльный вытертый ковер, навалился сверху.
Полин кричала, брыкалась, пыталась вырваться, но у нее ничего не получалось — мужчина был сильнее, намного сильнее. Он прижимал ее к ковру своим телом, одной рукой перехватил тонкие запястья и удерживал их, вторая же его ладонь больно мяла девичью грудь. Граф перекатывал сосок Полин между пальцами, оттягивая его,
причиняя боль, а затем принялся целовать, кусать, посасывать, оставляя на коже горящие следы. И ничто не могло заставить его остановиться: ни крики, ни слезы, ни жалкие попытки высвободиться со стороны юной жертвы. Он лишь смеялся и довольно похрюкивал, шептал какие-то мерзости, высказывал вслух все, что он сделает с ней. И от этих подробностей у Полин все волоски на теле поднимались, а по коже пробегала холодная липкая дрожь отвращения.
В тот раз от насилия Полин спасла нянюшка. Потеряв из виду свою воспитанницу, она отправилась на поиски, а когда увидела, что происходит в одной из пустующих комнат, сбросила в коридоре тяжелый постамент, на котором стояли рыцарские доспехи. На жуткий грохот сбежались слуги и стражники, пришел даже отец Полин, и графу пришлось отпустить свою жертву.
Она убежала к себе и долго терла тело жесткой губкой, растирая кожу в кровь, пытаясь стереть следы рук и губ мерзкого графа. Билась в истерике, плакала, даже бросилась в ноги отцу, умаляя того расторгнуть помолвку и не отдавать ее старому и жестокому извращенцу. Отец слушать не стал, отхлестал дочь по щекам, обозвал
мерзавкой и эгоисткой, и отправил в комнату, думать о своем поведении и готовиться к предстоящей свадьбе.
Из петли ее достала все та же нянюшка. Плакала вместе со своей воспитанницей, уговаривала, причитала. А на следующую ночь, привела к Полин молодого слугу.
Юноша был красив. Темные волосы, карие смеющиеся глаза, теплая гладкая кожа. Он и стал первым мужчиной Полин. Научил ее не бояться того, что происходит в спальне между мужчиной и женщиной. Показал, как доставить удовольствие не только себе, но и любовнику.
— Прикоснись ко мне, — шептал он в темноте девичьей спальни. — Вот так, не бойся. Видишь, я весь в твоей власти. Твои прикосновения не просто возбуждают меня, они дарят удовольствие.
И Полин касалась. Скользила ладошками по мускулистой груди, зарывалась пальцами в густые волосы, гладила его бедра, сжимала в руке доказательство его мужественности. О, эти сладкие мгновения первого прикосновения, осторожные несмелые поглаживания, которые становятся все быстрее… быстрее… и дыхание
