— Спасибо, — кивнул Полынь. Не знаю, как, но и лежа на спине на голом полу, ему удалось сделать это с достоинством. В моем случае сокращение шейных мышц привело бы к жуткой картинке вроде оплывшей жабы. Думаете, я преувеличиваю? А ну-ка быстро пошли и кивнули в зеркало, пытаясь опустить подбородок до самой груди (иначе на полу не выйдет)!
— Полынь, — я набрала воздуха в грудь, чтобы задать мучавший меня вопрос, но в итоге просто запнулась. Куратор меж тем резво сел, пощупал шину на ноге, показал мне большой палец с соответствующим радостным выражением лица и встал, опираясь о стоявшую рядом мебель. Покрытый бабушкиным пледом стул немилосердно заскрипел, но согласился поддержать Внемлющего.
— Мне пора идти. Спасибо, Тинави, — подмигнул куратор.
— Прямо сейчас? — взвыла я. Он пожал плечами и незаметно поморщился от боли. Сверился со своими часами, которые чудом остались целы в сегодняшней заварушке:
— По-хорошему уходить надо было час назад. Мне повезло, что все в Шолохе были отвлечены теми разрушениями, которые ты умудрилась устроить на дворцовом острове. Ты дала мне фору. Но сейчас наверняка уже разбираются, что случилось в храме… И мои Умения не останутся незамеченными — их видели те гвардейцы, охранные имаграфы с детекторами запредельного, еще прах знает какие свидетели… Нет, времени совсем не осталось, — покачал головой он.
— Что, так ничего и не объяснишь толком? — кисло протянула я, глядя на то, как резво он скачет по кухне на одной ноге и собирает свои промокшие шмотки, развешанные на бельевых веревках.
— Путь для тебя будет утешением то, что ты мне тоже ничего не объяснишь, — пожал плечами Полынь, лихо обматывая свою хламиду-монаду вокруг шеи:
— Например, не объяснишь то, откуда у тебя взялась магия, — продолжил он, осторожно натягивая на поврежденную ногу широкое голенище сапога и легким заклинанием, сброшенным кончиками пальцев, распахивая кухонную дверь: — Или то, почему у тебя на чтении мыслей изначально стоит сильнейший блок… — Он подхватил со стола свою кожаную сумку, резво перекинул через плечо и поковылял, хмурясь, по коридору:
— Ну и на крайняк то, почему при всех твоих, как выяснилось, цветущих чародейских способностях, ты не укокошила маньяка на месте, позволив ему сбежать, — странная, хромающая, пятнистая фигурка Полыни, бренчащая и звенящая на каждом шагу, удалялась. На секунду притормозив перед зеркалом, куратор оценивающе цокнул языком на собственное отражение.
— Полынь, какого хрена?! — с негодованием выдохнула я, вскакивая с пола.
Он уже схватился за ручку входной двери. Затормозил и, поколебавшись, обернулся:
— Я не из вредности молчу, Тинави. Поверь, так будет лучше.
— Лучше для кого?
— Для тебя, глупая. История повторяется: тебя отправят на допрос. Только на сей раз не к Улиусу и Селии, а в Теневой департамент. Чем меньше ты знаешь, тем будет проще и быстрее. До тех пор, пока ты действительно невиновна, ничего плохого они с тобой не сделают. Наверное. Только сними блок против Чтения. Ходящие не потерпят сопротивления. А еще выпей валерьяночки предварительно, чтоб мысли не скакали. Чем быстрее они тебя раскусят, тем быстрее отпустят. Просто с места в карьер признавайся — да, после разборок в храме почуяла, что твой куратор подлец и сволочь. Да, помогла ему смыться с острова, оплошала. А что вы хотите, растерялась, столько крови, друг вон чуть не умер, не до осмысления было. Дура я, дура грешная, больше так не буду, отпустите, дяденьки. И глазами испуганно хлопай, да, вот так, как сейчас. У тебя отлично получается, молодец.
— Но почему я не могу пойти с тобой?
— Потому что в итоге за тебя, и так невиновную, вступится Дом Мчащихся, и Лиссай, и мастер Улиус. И тебя оставят в покое. У тебя впереди прекрасная жизнь, Тинави. А мой побег — это навсегда.
— Может, и тебя тогда оставят в покое?
— Не глупи. Я из прежних Ходящих. Мы все — либо за решеткой, либо мертвы, либо — особо удачливые — в бегах. Другого не дано.
Я прикусила губу. Полынь, фыркнув, шутливо отдал честь, вышел за дверь и громко хлопнул ею за собой. Воцарившаяся в доме тишина похоронно била по барабанной перепонке.
****
Вообще, сказать, что я была в замешательстве — ничего не сказать.
А что мне, прошу прощения, делать-то теперь?
Я скинула обувь и босиком — это почему-то всегда невероятно успокаивает, — прошлепала обратно на кухню. Там было светло и спокойно. Я открыла окно, и струя прохладного воздуха плеснула мне в лицо.
Мой лучший друг лежит с разорванной шеей.
Пылинки затанцевали в свете упавших по диагонали солнечных лучей. Я прищурилась и отвернулась, взглядом выцепив на столе две полные остывшего чая кружки.
Полынь так и не станет Генералом.
Я фыркнула, отвернулась и зацепила за крючки по бокам от рамы старенькие ситцевые шторы. Села на скрипящую табуретку.
Ну и парень Кадии, в довершение, великолепный Анте Давьер, оказался серийным убийцей со стажем.
— Ох-ох-ох, — буркнула я, огорченно почесывая нос.
Неожиданно сквозь открытое окно влетел растрепанный Марах. Я не видела филина с самого утра, когда решила не брать его с собой на работу — мне казалось, охота на маньяка не предполагает наличия уязвимой домашней живности на плече. Думала, мой гордый птиц до сих пор послушно сидит на жердочке в спальне. Ну, видимо, ошибалась.
— Что такое? — удивилась я, заметив на ноге филина капсулу с посланием.
В туго свернутой бумажке корявым острым почерком было написано всего несколько слов:
«ОНИ УЗНАЛИ! БЕГИТЕ! АНДРИС».
— Ух-ух-ух! — захлопал крыльями Марах и, виновато моргнув, вылетел обратно в окно.
Я выругалась и бросилась в коридор, на бегу хватая небрежно брошенную на стул летягу и мешкообразный рюкзак с рабочими припасами. С ноги распахнула входную дверь и неловким кулькем скатилась по десяти крылечным ступенькам.
Поздно.
Полынь прав — история повторяется.
Как и две недели назад, серые тени окружили мой участок, неумолимо приближаясь, стягивая невидимую сеть. Вот только на сей раз это были не таинственные, в чем-то, возможно, даже добрые бокки. Как минимум, легендарные бокки. Живые свидетели истории, прах бы их побрал.
На сей раз это были люди в темным облачениях и гладких железных масках, полностью скрывающих лица. Я остановилась и, быстро пораскинув мозгами, осторожно подняла руки вверх, бросая и плащ, и рюкзак.
— Мудрое решение, — раздался тихий голос у меня за спиной, неуловимо искаженный специальным голосовым аппаратом: — Тинави из Дома Страждущих, вы обвиняетесь в государственной измене и приговариваетесь к смертной казни. Прошу не оказывать сопротивления — это бессмысленно.
— Какой-такой измене? Требую пояснений! — взвыла я, разворачиваясь, но рук, заметим, не опуская (мудра и опаслива). Тотчас с десяток серых теней метнулись ко мне в мгновение ока, не потревожив ни травинки своим сверхъестественным перемещением.
