Ближайшая ко Дворцу стоянка располагалась за чертой обжитых улиц, в чащобе, во дворе паломнического ресторана «Подкова души моей». Несмотря на центральное расположение, и двор, и ресторан казались сильно потрепанными жизнью. Криво подогнанные друг к другу доски забора, мало того, что подгнивали по углам, так еще и были разукрашены неприличными картинками. На окошко ресторана, целомудренно прикрытое ситцевой занавеской, снаружи была приклеена бумажка со стрелкой: «Атминстратер ТАМ!».
Я поморщилась и пошла в указанном направлении. На лавке у заднего крыльца восседал козлоногий сатир. Его борода кишмя кишела муравьями. Я отпрянула — ненавижу насекомых — но потом собралась с силами и обратилась к нему:
— Добрый день. Мне нужно в район Пятиречья.
— Без про-облем, дамочка, — развязно проблем сатир, поднимая волосатую ладошку и жманно прикрывая узкие глазки. — Пожелания по окрасу есть?
— Окрас любой. Но молчаливого мастера, пожалуйста.
— Будет сделано. Проследуйте за мной.
Администратор покинул будку и поцокал куда-то вглубь двора. Я покорно засеменила за ним. В какой-то момент он поднял хвост и…ээ…сделал это. Я тактично отвернулась, но сатиру, кажется, было все равно.
— Ххххеееей, Патрициус! До Пятиречья девицу возьмешь? В тишине, — крикнул он, постучавшись в стойло номер пять.
— Беру, — оттуда донесся приятный баритон. Из тех, что называют «бархатными» в рекламных проспектах Шолоховской Оперы.
Створки стойла распахнулись и ко мне вышел, горделиво вихляя крупом, моложавый кентавр кабардиновой масти.
Он был высок и строен, с крепкими мохнатыми ногами и высоко поставленным хвостом. Ярко выраженные трицепсы, бицепсы, пресс и не знаю что еще волей-неволей приковывали взгляд, хотя уж кто-кто, а я никогда не была ценительницей мужской красоты. На голове у кентавра, странное дело, был нахлобучен веселенький цветочный венок. Перевозчик был старательно оседлан, по бокам висели вместительные сумки (даже жаль, что мне нечего туда положить), на стременах были выбиты номерные знаки.
— Точно молчать будем? — уточнил у меня Патрициус, пока я забиралась ему на спину.
— Точно. Я не говорливая.
— Ну ладно, — разочарованно протянул кентавр и почесал ухо под венком. — С ветерком?
— Да, пожалуйста.
И мы поскакали через весь город. Ух!
Я обожаю кататься с кентаврами. На то, чтобы иметь своего коня, у меня не хватает средств и усидчивости, а водный транспорт в Шолохе куда медленнее скакунов. Перевозчики же — прекрасный вариант, особенно после того, как ввели функцию «молчаливый мастер»: ты можешь заранее предупредить, что не хочешь общаться в пути, как я и сделала. А то вы и сами знаете этих кентавров: трепятся безостановочно, и в основном, к сожалению, жалуются. Нечасто встретишь позитив.
Когда мы домчали по Пятиречья, мои волосы были спутаны в безумный клубок, а в глаза надуло — но я все равно была рада. Если у кентавра легкий характер, как у доставшегося мне Патрициуса, то он непременно разбавляет галоп мощными прыжками с преодолением препятствий. И это превращает рутинную поездку в настоящее приключение.
Особенно весело скакать по центральным кварталам: перед вами с визгом разбегаются прохожие, маленькие собачки заливаются лаем, вездесущие ташени еле уворачиваются, а торговцы бранятся вслед («Чуть не снес прилавок, супостат парнокопытный!» — и в ответ ему — «Отвали, недоделок бесхвостый!» — ведь кентавр должен быть молчаливым лишь по отношению ко мне).
Район Пятиречья, где я рассталась с перевозчиком, не зря так называется: здесь широкая столичная Нейрис распадается на пять узких рукавов. Тут же растет знаменитая роща деревьев ошши, в которой прячется, надежно скрытый от чужих глаз, Лазарет.
Ошши — один из символов Шолоха. Это огромные, крупнолистые деревья с узловатыми стволами и толстыми корнями. Художники активно изображают их на своих полотнах, если хотят нарисовать идиллический пикник — очень уж ошши симпатичные. Такие прям разлапистые, умиротворяющие, хоть плачь. А главная их фишка — это, конечно, древесные крусты.
Крусты — весьма неприятные, и, зуб даю, абсолютно безумные создания — если мы вообще признаем у них наличие высших психических функций. Крусты рождаются из здоровенных желтовато-оранжевых плодов деревьев ошши. Эти плоды очень красивые: они большие, не меньше метра в обхвате, и мягко светятся в темноте. Поэтому ночью деревья ошши играют важную роль в городском освещении.
Точнее, играли бы. На деле никто особенно не жаждет выращивать ошши из-за крустов, а как жаль, прах побери, как же жаль! Эти гаденыши появляются на свет — в среднем — по одной штуке за пять лет. Если б не они, то, думаю, у нас бы весь Шолох был под завязку засеян ошши. Красиво было бы…
Главная задача древесных человечков — обслуживать свое родное дерево: делать его привлекательным для певчих птиц, отгонять от корней сорняки, подрезать ветки («парикмахерские услуги», самый бюджетный вариант на районе). Еще можно вовремя подзывать к нему шолоховских шептунов, если дерево болеет.
То есть, в общем и в целом, крусты как бы положительные герои, но исключительно в отношении ошши. Для любых других растений, равно как и для людей, наступят пренеприятнейшие минуты, если они осмелятся покуситься на территорию крустового древа: тебя будут закидывать камешками, ветками, подгнившими плодами и пронзительно верещать в полный голос нечто нелицеприятное. А если ты не внемлешь этим «вежливым» пожеланиям, то круст самолично спустится с дерева и надает тебе по самое не горюй.
Внешне крусты похожи на связку палочек (какие обычно кладут в костер на этапе розжига), только со ртом, глазами и маленькими ручками-ножками. Они прекрасно маскируются и обожают пение соловьев. Хочешь приманить круста (хотя я искренне не советую этого делать) — подготовь пару певчих птиц и мисочку, полную меда и муравьев — это самое любимое лакомство для леших.
Роща ошши уже была передо мной. Начался самый сложный этап квеста «попади к Дахху и Карлу». Если ты идешь мимо крустов вместе с местными лекарями — у них к тебе не будет никаких вопросов. Но я отправилась в Лазарет одна. Поэтому нужно вести себя максимально корректно и дружелюбно…
— Здрасти, здрасти, здрасти, — лыбилась я во все древесные стороны и кивала. Старалась не ускорять шаг. Метров пятьдесят спустя после входа в рощу мне в голову прилетело тяжелое спелое яблоко — звук был такой, будто от черепушки что-то откололось. Но я продолжала двигаться дальше, не обращая внимания.
— Фуууу, приперлась!! — раздался злобный шепот из кустов.
— Страшная самка какая, фууууу!!! — вторил ему круст слева. Я даже отвечать не стала. Попытка провальная. Пусть горят синим пламенем, древесные уродцы.
Тыдыж, тыдыж, тыдыж, — гремели падающие передо мной камни. Вот до сих пор не пойму, честное слово, крусты реально такие косые или все-таки боятся причинить кому-нибудь вред? Я, продолжая сиять, как медный грош, топала дальше.
