Потом мы с Кадией уговаривали господина Рили дать нам еще двух гномов в качестве приманки. Слово «приманка» крайне не понравилось фонарщику! В итоге, пока я с ним спорила, Кадия просто умыкнула садовые фигурки и была такова.
Согласно плану, это были девочки-гномы: ойка предпочитает детишек женского пола. Не то что бы у гномьей расы существует большое межгендерное различие, но мы обвязали статуэтки платочками и натерли цветами жасмина для аромата. Для ойки — самая мякотка. Потом выставили фигуры на берег, сами спрятались в кустах рядом и начали разыгрывать детскую беседу, визгливо хихикая и перекликиваясь:
— Анжела, сыграем в прятки? — пищала я на верхнем пределе голоса.
— Обожаю прятки! Могу играть в прятки целый день! — ультразвуком отвечала мне Кадия.
— И я, я так люблю прятки! Как хорошо, что мы с тобой одни и никто за нами не следит!
— Да, это лучший день в моей жизни! Родителей нет рядом, нам ничто не грозит, мы можем играть в прятки хоть до посинения!
— Даже до позеленения, в цвет водорослей этой прекрасной реки! Мы так близко подошли к воде, мы такие смелые, Анжела!
— Самые смелые девчушки на деревне! Обожаю прятки! — с чувством прижала руку к груди Кад.
Этот немудреный план, вопреки всей своей примитивности, сработал. Речная вода заволновалась, пошла кругами, и оттуда, шлепая перепончатыми лапками по песку, выбежала ойка.
У духа были любопытные черные глазки-бусинки, совершенно птичий клюв и шерстка с мягким болотным окрасом, вдоль шеи расчерченная длинными полосами жабр. Высотой с мелкую собачонку, ойка перемещалась перебежками, будто не до конца уверенная в том, что ей все-таки стоит приближаться к намеченной цели. Наконец, ее непростая траектория вывела ойку к гному номер раз. Дух раскрыл клюв, в котором мы разглядели длинные ряды мелких острых зубов, цапнул фигурку за деревянную руку и быстро потащил к воде.
Мы с Кадией, спохватившись, выскочили из кустов и с воинственным воплем накинули на водяного духа большую рыбацкую сеть.
Вот только слегка промахнулись: ойка вырвалась! Но, к счастью, она высокочила в сторону берега, а не в сторону реки. Нападение дезориентировало духа, из-за чего ойка начала бегать туда-сюда зигзагами, как угорелая, и тоненько верещать. Ее длинные ножки-палочки быстро мельками, шлепанье звучало все истеричнее, а глаза постепенно загорались недобрым огоньком — кажется, дух начинал злиться и вскоре мог перейти от план-программы «побега» к «нападению». Мы бегали за ойкой, периодически сталкиваясь на ходу. Со стороны все это выглядело не очень-то умно.
Проблема была в том, что ойка казалась мне ну очень симпатичной. Во всяком случае, пока держала рот закрытым. Частая, кстати, ситуация с девушками… Из-за ее нежной шерстки и смешного округлого тельца мне не хотелось наносить духу вред, хотя мозгом я понимала, что эта лапуля на досуге жрет детей.
В итоге, окончательно запыхавшись и решившись на крайние меры, я размахнулась битой, которую все это время держала наготове, и, прицелившись, ударила ойку, будто мячик при низкой распасовке. Псевдо-птичка с верещанием оторвалась от земли.
— А хорошо летит! — со знанием дела оценила Кадия, тоже большая любительница тринапа.
Мы со светлой печалью проводили взглядом ойку, которая, очертив в красивую дугу, исчезла в кустах ежевики. Визг духа превратился в деловитый треск: ойка ломала ветки, стремясь наружу.
— Так, Кадия, быстро! Повторяй за мной, — я оперативно начала творить заклинание Плотного Воздушного Пузыря Бубри. Вернее, я просто стала делать необходимые пассы руками и пальцами да произносить слова наговора. А вот подруга, копируя это, сумела подчинить себе унни и добилась практического результата. Эх.
Сняв доспех, блузку и штаны, шутливо отдав честь, Мчащаяся в одном исподнем потопала в воду. Я стояла на страже, вооружившись рыболовной сетью и битой (начинаю ее сильно любить!), и внимательно следила за кустами ежевики в отдалении. Если ойка выберется оттуда, нас с ней ждет второй тайм.
Но водяной дух решил не возвращаться к столь недружелюбным людям. В какой-то момент треск прекратился, но сердитое шлепанье и кряканье направились в противоположную от нас сторону. Даже жаль.
Вскоре Кадия с успехом вытащила из реки всех шестерых гномов господина Рили.
Мы взяли с него роспись о том, что он удовлетворен качеством выполненной работы и благодарит Иноземное Ведомство за помощь, а потом отправились к Суслику и Патрициусу, чтобы ехать дальше. Каково же было мое удивление, когда я поняла, что кентавр с недо-эх-ушкье сдружились! Патрициус что-то рассказывал, энергично жестикулируя, а Суслик, клянусь, внимательно его слушала, прядая ушами и иногда сочувственно позвякивая уздой.
Устроившись в седле, я поняла, что невероятно хочу спать — день начался, мягко говоря, рано, а дел было прорва… И осталось не меньше! Зевнув, я скомандовала:
— Быстренько заезжаем к магистру Орлину и возвращаемся в Шолох разбираться с забастовкой рыбаков.
— Есть, мадам! — хором ответили Кадия с Патрициусом и хором весело заржали.
ГЛАВА 27. Дело о тихом лодочнике
Авена на рыбе, Теннет на орле, у Рэндома — карта и ключ.
Селеста в ромашковом и голубом
Кинжалом срезает плющ.
С двуручным мечом в руках Карланон,
Ежечасно готовый бороться с врагом.
Лишь Дану с тетрадью не вижу одну.
Бегу я скорее, скорее искать!
Чтоб никак не успела ловушку вписать
Богиня-шутница в мою судьбу!
Три-два-один — и вот я бегу!
Детская считалка
— Безобразие полнейшее! — насупившийся тилириец смотрел на нас снизу-вверх. Расплывшаяся фигура мужчины формой напоминала грушу. Руки до локтя были загорелыми. Выше, вплоть до безрукавки, царила белизна. Пугающий контраст! Впрочем, подобное часто встречается у тех, кто целыми днями работает под палящим солнцем.
— Беспредел! — поддержал тилирийца второй иноземец, который пришвартовывал лодку к пристани.
— Я немало лет живу на сффете, деффочки, но такой грыхни дотоле не случалось, — вступил в беседу уже третий рыбак. Этот твердо стоял в своей качающейся на волнах плоскодонке и неспешно разматывал канат. Седые волосы красиво развевались на ветру. Прям манекенщица какая-то, а не старик!
Мы с Кадией сидели на набережной. Ступеньки перед нами спускались к воде, как в амфитеатре. Там, внизу, теснилось штук пятнадцать лодочек, в каждой из которых сидело по бородатому тилирийцу.
Лодочки эти пытались подплыть как можно ближе к нам, создав серьезный транспортный затор. Движение на реке встало. Многочисленные трагетто[1] застряли тут и там, пассажиры возмущались в голос, штурманы давили на клаксоны. Но виновники пробки лишь гнорировали народное негодование.
