На кухне у Дахху и его бабушки, госпожи Эльши, сервант ломился от огромного количества чашек. Все они были разные и принадлежали некогда тем или иным родственникам. Причем даже если родственник умирал, переезжал или просто переставал заходить в гости, чашка оставался закрепленной за ним по некой священной традиции.
В детстве Дахху постоянно играл с бабушкой в эти чашки. Не очень достойное занятие для молодого человека, конечно, но что поделаешь! Старая Эльша с удовольствием рассказывала внуку о всех ветвях и поколениях Дома Смеющихся, кто чем был знаменит, чем грешен.
Когда после завершения обучения Дахху переехал в пещеру, он забрал все это фарфоровое богатство с собой. Но, чтя историю, пьет только из одной чашки — своей. Все остальные пылятся за стеклом серванта и периодически вынимаются, чтобы скрасить Дахху его нередкие часы ностальгии.
Я испытываю к его чашке какое-то дружеское сочувствие. Иногда я вспоминаю, вспоминаю и никак не могу вспомнить — а случалось ли мне хоть разок видеть Дахху, но не видеть с ним чашки? Мы с Кадией даже придумали ей имя — Майор Трещинка, потому что непрекращающаяся война чашки со временем оставила на ней свои следы…
Утром Майор Трещинка браво сторожит черный медовый кофе. Днем наполняется чаем или нектаром. Вечерами в ней зачастую можно увидеть вино, а в промежутках на дне весело плещется родниковая вода. Однажды мое любопытство пересилило воспитанность, и я втихомолку попробовала попить из Майора Трещинки. Мне было интересно, что случится? Вдруг меня пронзят гром и молния, или же я почувствую в себе невероятные силы? Или просто превращусь в Дахху?
Но, конечно же, ничего не произошло, кроме того, что до конца вечера я чувствовала волшебное покалывание тайны пополам со стыдом. Мне кажется, Дахху об этом не догадывается, но Майор Трещинка все-таки очень сильный талисман. Наверняка в ней что-то есть.
Сейчас, проводив меня на кухню, друг, конечно же, залез в сервант — надо же меня из чего-то поить. Привычным жестом обогнул стройные ряды «семейных» чашек и достал мою, личную, — темно-фиолетовую, из тонкого фарфора, с золотыми звездами по ободку. Друг заварил травяной сбор и осторожно протянул мне:
— Не обожгись, — молчание.
Дахху потеребил ушные мочки, а потом скрыл их под шапкой, натянув ее плотнее:
— Ты просто так заглянула?
— Да, — я кивнула.
Очень хотелось добавить «а что, нельзя?», но я сдержалась. Дахху явно хотел примирения, как и я. Иначе бы вообще не открыл дверь. И не вел бы себя, как заботливая бабушка. О нет, продолжайся наш конфликт, все было бы иначе. Между рявкающим пассажем про то, что «теперь у него есть секреты», на котором остановился наш диалог в тот раз, и нынешней кротостью была настоящая бездна. Друг пересек ее, как канатоходец, и теперь не хочет оборачиваться назад. Во всяком случае, пока. Поэтому я тоже поддержу его и тоже сделаю вид, что все в порядке:
— Как продвигаются дела с «Доронахом»?
Дахху заметно оживился. Искренне, не наигранно. Сел напротив, отодвинул в сторону шахматную доску (он их коллекционирует, как минимум раз в день играет партию сам с собой) и деловито поставил локти на стол:
— Шикарно. Замечательно. Пре-вос-ход-но. У меня невероятно много информации.
Я улыбнулась:
— Дашь почитать?
— Я был бы счастлив сделать это, — признался Смеющийся и бросил осторожный взгляд в сторону письменного стола, заваленного бумагами. — Но, как и всякий молодой автор, я жажду отзывов. Если я дам тебе «Доронах», то потом буду бесконечно требовать комментариев. И тоскливо заглядывать в глаза при каждом удобном случае. А еще мне очень нужна будет похвала. И когда ты соврешь — а ты соврешь — похвалив мое сырое сочинение, я все пойму. И это разобьет мне сердце. Так что я очень, очень, очень хочу дать его тебе. Но не могу, прости.
— Вау, — промолвила я, — Вот это накал.
Помолчала. Повозила мизинцем по чайной ручке и, наконец, предположила:
— Мы… больше не в ссоре, да?
Дахху глянул на меня искоса. Уютно обхватил Майора Трещинку руками, предварительно натянув на ладони рукава, чтобы не обжечься, подул на темный травяной сбор внутри. Потом медленно-медленно покачал головой:
— Нет. Ты была права. Я боялся их — тех сновиденческих людей. До дрожи. Поэтому я решил покончить с этим и обратился в Лазарет. Мне назначили процедуру, которая должна избавить меня от снов.
Я с облегчением выдохнула:
— Фух! Поздравляю! А я поняла, что погорячилась на ужине. Как всегда.
— О да, это ты умеешь, — засмеялся Дахху.
Несмотря на имя своего Дома, он мало смеялся — так что это было непривычное зрелище. Ровные, идеально белые зубы Дахху — этот педант чистит их пять раз в день — казались неприлично здоровыми на фоне усталого лица. Я спросила:
— А как твоя рука? И почему ты до сих выглядишь таким…ну…?
— Таким люмпеном? Работал без перерыва, чтобы успеть законспектировать как можно больше снов. Я увлечен, как никогда.
— И что, рассказанные в снах вещи — они все реальны? Ты проверял?
— Конечно, — Дахху смерил меня негодующим взглядом. — Я же говорил тебе — это все реально. Это не те сны, которыми нас снабжает подсознание, это сны, пришедшие извне.
Я открыла рот, чтобы возразить, что второго типа снов не существует, но тотчас одернула саму себя. Мне ли не верить в невероятное? Вместо этого я пожала плечами:
— Тогда удивительно, что ты все-таки согласился от них избавиться.
— Просто взвесил все «за» и «против» и послушался доводов рассудка, — Дахху забрал у меня пустую чашку и отнес к раковине. Строго обернулся: — Это не означает, что я больше не пишу "Доронах". Наоборот, я пишу "Доронах" так, как никто и никогда еще не писал своих книг!
Ну-ну. Фразочка про «доводы рассудка» была типично даххова, но общая перемена мыслей друга меня удивила. Он будто что-то недоговаривал. Впрочем, принятое им решение — к лучшему. Не буду его пытать о подробностях. Я предложила:
— Может, позовем Кадию и отпразднуем установившийся между нами мир?
— А давай.
Друг достал из кармана блокнотик с ташени. Я жестом остановила его и ссадила с плеча задремавшего было Мараха.
— Давай, птичка, покажи класс, — шепнула я филину. Тот встрепенулся, нахохлился и с глубочайшим сомнением воззрился на только свеженаписанную мною записку. Потом, совсем по-человечески, вздохнул и вылетел в отрытое окно с ней в клюве.
— Надо же, — оценил Дахху. — Воспитала его?
— Обратилась к специалисту. Где Карл, кстати?
— Во дворе, что-то мастерит.
— Пойду проведаю его, прогуляемся немного. Если хочешь, можешь пока заняться «Доронахом». Я же вижу, что тебе не терпится, — покривила душой я. На самом деле, не терпелось мне — увидеться с волшебным подростком. Но Дахху не почуял странности и с готовностью отправился за письменный стол. Я вышла обратно на улицу.
