— Раньше я думал, что мой «дом» — это «Доронах», и корил себя, что не пишу задуманную энциклопедию, снова и снова отвлекаясь на другое. Сейчас я понял, что, на самом деле, мой «дом» — это вы.
Я медленно, с облегчением закрыла глаза. Теневые блики больше не скакали на изнанке век. Я была спокойна и счастлива.
В пещере царила тишина, и только на кухне звонко капала вода из умывальника. Мы втроем замерли на своих местах, не шевелясь, боясь спугнуть волшебный момент единения. Я осторожно нашарила руки друзей и вцепилась в их ладони, как маленький ребенок цепляется за родителей.
Наконец, Кадия судорожно вздохнула и сказала, будто нырнула со скалы в зимнее море:
— Кажется, я люблю Анте Давьера и хочу поговорить с вами об этом.
***
Время до утра промчалось незаметно. Мы говорили бесперерывно, как в старые добрые. Иногда я проваливалась в дрему, но потом просыпалась и продолжала вещать — то шепотом, то волнительно, в полный голос, то едва ворочая языком. С ребятами творилось то же самое.
Это была прекрасная ночь, хотя мы не нашли многие разгадки и так и не нарушили всех своих тайн. Но мы говорили: сказками, намеками, эмоциями и страхами, словами и жестами, интонацией и взглядами. Я не рассказала ни о магии Карла, ни о Святилище — двух секретах, которые делила с другими. Но я говорила о чувствах, которые вызывают у меня эти секреты, и к утру мне стало гораздо легче.
Потом Дахху и Кадия уснули — все там же, возле моего спальника, утянув себе по одеялу. Как всегда: Кад в позе звезды и Смеющийся в позе эмбриона. После этого входная дверь с легким скрипом приоткрылась.
Мальчик Карл зашел в пещеру и неслышно приблизился, глядя на меня с опаской, как на дикое животное. Увидев, что я спокойна, он протянул мне холщовый мешочек:
— Я собрал твои вещи на поляне. Они тут. Прости меня за случившееся.
— Спасибо. И ничего страшного. Вернее, страшно, конечно, ужас, как страшно… Но теперь все хорошо, — я улыбнулась уголком рта. — Может, даже выдержу еще одно занятие. Или парочку.
Карл тихо, чтобы не потревожить сон друзей, присел рядом:
— Среди твоих вещей я нашел кое-что, знакомое мне, — он раскрыл ладонь, где лежали две странные желто-черные штучки, которые фонарщик из дела об ойке дал нам с Кадией.
Эти вытянутые диковинки, длиной с две фаланги пальца каждая, не говорили мне ни о чем. Карл продолжил:
— Тинави, верни, пожалуйста, мой фонарь.
— Твой фонарь? — удивилась я шепотом. — У меня нет твоего фонаря.
— Есть. Тот черный цилиндр, который вы отобрали у бокки. Я вспомнил, — так же тихо возразил Карл.
— Возьми в левом верхнем внутреннем кармане летяги[2].
Полминуты спустя Карл вернулся со своей находкой. Я с любопытством наблюдала, как он развинтил черный цилиндр, будто алхимическую колбу, и засунул две маленьких штучки внутрь. Потом завинтил и нажал на мягкую кнопку. Ничего не случилось. Карл цокнул языком, достал штуки обратно и… засунул их себе в подмышки. Я изумленно раскрыла рот, но не стала комментировать. Скоро мальчик перестал изображать из себя своеобразную курицу-наседку и засунул штучки в фонарь.
На сей раз нажатие кнопки привело к неожиданному эффекту: белое матовое стекло, перекрывающее боковую часть цилиндра, ярко засветилось. На стену пещеры упал широкий луч света.
— И впрямь фонарь, — обалдела я.
— Черт, а фича батареек в подмышках работает! — заликовал Карл, чуть ли не в ладоши хлопая. Я не стала уточнять, что он имел ввиду под этими загадочными словами. Мое внимание поглотила освещенная стена. На ней начало проступать изображение тяжелой кованной двери… Карл мгновенно выключил фонарик, снова нажав на кнопку.
— Что там? — удивилась я.
— Не уверен. Но чувствую, что мне в эту дверь не стоит заходить.
— Там… Зверь?
Кадык у Карла дернулся.
— Не знаю… — прошептал он. Потом еще раз посмотрел туда, где несколько секунд назад проявилась призрачная дверь. — Нет, вряд ли. А может да. Мне кажется, за дверью — другое место. Хорошее место. Но для меня оно стало плохим.
— А для всех остальных?
— Сложно сказать…
В его глазах явно читалось опасение: не дай небо эта странная пигалица сейчас полезет внутрь любопытствовать. Но не на ту напал. Как показала практика, магия Карла может быть связана с очень неприятными вещами, даже когда он обеими руками «за» то, чтобы я ее попробовала. Так что сама на рожон не полезу. Прах с ней, со странной дверью.
Я пожелала мальчику доброй ночи, или, вернее, доброго утра, и повернулась на живот, чтобы успеть хоть немного поспать перед работой. Последнее, что я видела, засыпая, была довольная рожа посапывающей рядом Кадии.
[1] До н. э. — нулевой год нашей эры — это год, когда боги-хранители покинули Лайонассу. После этого все мы были сами по себе. Особенно срединники, конечно. Они ведь привыкли, что хранители жили прямо с ними, в Мудре… Эх, не кидайте своих смертных друзей, боги. Так грустно из-за этого.
[2] Вообще, надо было искать в левой средне-верхнем внутреннем… Ведь даже я путаюсь во всех тридцати карманах летяги. Но Карл справился, умничка.
ГЛАВА 34. На живца
В Лайонассе так мало документов о падении Срединного государства! Почему? Ведь это важнейшее в мировой истории событие. Но о нем почти не пишут, не говорят — источников нет. Кто уничтожил их и зачем?
Обращение заведующего кафедрой Средних Веков
Саусборнского Университета
Прошло около недели.
Очень насыщенной недели, из тех, что идут за год. Раньше я думала, что только путешествия обладают волшебным свойством растягивать время и удлинять жизнь. Вы наверняка знаете это чувство: приезжаешь в незнакомое место и вечером не можешь поверить, что еще утром был дома, в своей постели. А через несколько суток и вовсе вспоминаешь повседневность как что-то невероятно далекое, из области древних сказаний. И в голове жуткий диссонанс, когда по возвращении обнимаешь друга: «Хей, ну что нового, рассказывай скорее!», а он лишь жмет плечами: «Да я за эти дни из дома только раз вышел, ты о чем?».
И вот оказалось, жесткий рабочий график, приправленной парочкой паранормальных загадок, углубляет время не хуже путешествий.
Как-то утром я заглянула в зеркало и не узнала себя. Нет, формально все осталось по-прежнему — та же прическа, та же летяга, тот же холодный взгляд, в котором меня, помню, жутко винили ухажеры в годы учебы. Но выражение лица поменялось и, кажется, я стала еще прямее. А нос определенно стал выше, если вы понимаете, о чем я.
И тогда я вспомнила цитату, которая в подростковом возрасте была моей девизом. Я выкорябивала ее ножиком на деревянных дощечках и вязью выписывала в школьных тетрадях. А потом забыла. Как по закону подлости, именно тогда, когда она была так нужна — в то смутное время после окончания учебы, которое мы все тратили на ужас и страх перед выбором Будущей Жизни. Цитата звучит так: «Я не знаю, туда ли я иду. Захочу ли двигаться в этом направлении завтра. Но я знаю: идти, даже наощупь, куда лучше, чем стоять».
