В последнее время я чувствовала себя именно так. У меня впереди не было какой-то великой мечты, даже среднесрочного плана не было (после инцидента я боялась строить планы, ибо грустно, а после знакоства с карловой магии — ибо не хотела сглазить), но благодаря постоянным действиям и "заварухам" я осознавала себя счастливой и нужной.
Особым предметом моей гордости было то, что я успешно раскрыла кучу дел для Полыни. Большинство на пару с Андрис Йоукли — пухлощекая Ищейка стала для меня незаменимой помощницей, особенно когда нужно было кого-то разыскать или уболтать. Она, казалось, знала всех в Шолохе. Не успевала я сказать «эх, нам бы специалиста по асеринскому праву», как она уже заводила меня в кабинет достопочтенного юриста с головой, набитой знаниями по самое темечко.
Я вздыхала: «Вот бы поговорить с кем-то еще из кучук-маходжи…» — и она притаскивала, откуда не возьмись, дряхлого старика, чуть ли не последнего представителя этой исчезающей народности. В придачу к тому, с Андрис было очень приятно общаться. Говорливая, улыбчивая оптимистка, она, по сути, обладала только одним крупным недостатком: регулярно курила трубку. Пыхтела, как степной носорог по весне, и, как ей казалось, таинственно исчезала в клубах вонючего дыма. Андрис думала, что это ужас как привлекательно, на одном уровне с воздухоплавательными очками[1]. Окружающие же кашляли, тихонько качали головами и с грустью смотрели на ее пока еще розовую кожу.
— Слушай, Йоукли, — спросила я, когда мы с ней тащили в камеру предварительного заключения тролля-карманника. Это было непросто, ибо размеры тролля в четыре раза превосходили наш с Андрис суммарный объем. — А почему ты не стала Ловчей? У тебя наверняка бы получилось.
— А зачем? — философски пожала плечами девушка и профилактически ткнула тролля шипастой дубинкой в бок. Собиравшийся было предпринять очередную попытку к бегству, он покорно умолк. Я озадаченно протянула:
— Как же… Более престижная должность. Возможности карьерного роста. Интересные дела.
— Страждущая, ну ты что! Престиж меня не парит, вашими делами — минуточку! — все равно занимаюсь я, а что касается карьеры… Я ж девочка. Зачем мне карьера? А платят Ищейкам куда больше чем вам, выпендрежникам, — подмигнула она.
Что ж, тоже верно.
Кстати, удивительно, но еще в парочке рабочих дел мне помог Патрициус. Мы так сдружились с белозубым кентавром, что я даже успела побывать у него дома. Перевозчик совсем забросил заработок через агентство и фактически стал моим личным водителем.
Иноземное Ведомство честно покрывало расходы Ловчих на дорогу, поэтому ситуация получилась выгодной для обеих сторон: Патрициусу «капало» достаточно денег, а я всегда и всюду прибывала быстро. Даже быстрее, чем если бы имела собственную лошадь. Ее пока отправишь в стойло, пока покормишь, погладишь на прощанье… С кентавра же в экстренных случаях можно спрыгивать на ходу, не прощаясь.
А в один из дней за мной и вовсе увязался господин Мелисандр Кес. Он сказал, что устал от вахты в библиотеках города, поэтому хочет оттянуться. Езда туда-сюда по рабочим делам привела его в восторг. Особенно Мела впечатлил один-единственный за всю эту неделю труп, выпавший как раз на день нашего с ним «сотрудничества». Историк, увидев тело, не стал отворачиваться и зеленеть, как я предполагала (и как среагировала сама), а деловито подошел и попросил разрешения изучить жертву.
«Конечно же тебе нельзя его трогать!» — обалдела от такой просьбы я. Мел скривился и отошел, но издали с ба-а-а-а-альшим любопытством следил за работой вызванных мною коронеров. Я уточнила, всех ли асеринских историков так тянет на мертвечину. Мел усмехнулся: «Только таких, как я».
Кто у нас там дальше… Дахху. Дахху за эти дни исписал больше сотни страниц. Если честно, всю ночь я ночевала у него. Гостевая келья быстро обрастала уютом. Марах облюбовал себе в качестве жердочки книжную полку и ночами, не мигая, смотрел на рыбок в надувном магическом матрасе. Страсть в его желтых глазах доводила рыбок до исступления. К счастью, охота так и не перешла в активную фазу.
Дахху же был настолько увлечен работой, что, кажется, вообще не заметил двух новых жильцов. Я внимательно следила за ним, но в его движениях больше не чувствовалось страха перед сновиденческими людьми. Он был одержим «Доронахом», да. Иногда как-то странно дергался и жаловался на онемение в руке, но клялся, что некое лечение в Лазарете уже началось и скоро он будет в норме. В общем и целом, Смеющийся выглядел вполне довольным жизнью. Поэтому я не приставала.
Как вы догадываетесь, мой импровизированный переезд произошел из-за Карла. По вечерам мы продолжали тренироваться, уходя для этого в чащу Смахового леса. Еще дважды уроки заканчивались моими слезами и бесконечным ощущением тщетности, несправедливости бытия, но потом я научилась работать с унни «по-хорошему». Чувствовать родство с энергией без того, чтобы думать о том, как эфемерно мое настоящее, столь недолговечное «я». Теневые блики на изнанке век перестали казаться врагами. Ручеек в душе, окрепнувший после первого раза, снова стал прозрачным и освежающим.
Правда, как показала практика, волшебство давалось мне куда лучше, когда меня корежило от страданий. Захлебываясь от ужаса перед вечностью, я могла вызывать сильный ветер, долгое время держать на весу тяжелые предметы, выращивать цветы и залечивать раны (мы, как звериные лекари, ходили по лесу в поисках раненых животных, которым я успешно помогала). Но при «позитивном», спокойном подходе мне удавалась лишь малость: слегка приоткрыть набухшую почку дерева или подогреть кружку воды. Впрочем, я решила, что нервы дороже, поэтому мы пойдем пусть и долгим, но безвредным для психического здоровья путем.
Еще для поддержания внутреннего тонуса я дважды заглядывала к принцу Лиссаю. Мы милейше беседовали с ним о том и о сем, но в Святилище он меня не звал — ревновал. Кажется, наши отношения, внезапно возникшие на почве потустороннего, так же внезапно и кончились. Его Высочество был неизменно рад мне. Но уже не так, как прежде, и меня это, конечно, огорчало.
Зато у Кадии личная жизнь складывалась замечательно. Я ее почти не видела. Ее мрачная угроза в день нашего с друзьями примирения — «уйду от вас к Анте Даврьеру» — обернулась явью. Признавшись нам в глубоких чувствах к денди-предпринимателю, Кадия с чистой совестью упорхнула в его объятия. Я была немного озадачена, но и рада. Еще один раз мы ужинали всей компанией плюс родители Кадии. Дело было в особняке Давьера, все прошло по высшему уровню. Карл отказался присутствовать, потому что «господин Анте напоминал ему его дядю, ушедшего на войну с иджикаянцами и не вернувшегося домой». К мальчику постепенно возвращалась память, но какими-то странными, не связанными друг с другом лоскутками. Зачастую эти «лоскутки» приводили меня в замешательство: я уже привыкла думать, что Карл, прости меня небо за такую смелость, — существо из другого мира, и поэтому пассажи про иджикаянцев разбивали созданную мною картинку. В Иноземном Ведомстве, как и следовало ожидать, никакой информации про нашего подростка не нашли. На мои жадные, регулярные расспросы Карл отвечал редко и неохотно, если что-то и говорил — то случайно, будто пробалтываясь, или уж когда я вцеплялась намертво.
