Я стою неподвижно и не смотрю на Стива – пальцы сжимают винтовку до такой степени, что костяшки белеют. Мне становится холодно, не смотря на обжигающие солнечные лучи. Внутри меня зарождается дикое отрицание, и я буквально готова начать умолять Брауна перестать рассказывать всё это.
– Я думал, что дома никого нет, – продолжает Стив. – Я знал, что Рори должен был уехать с родителями на два дня в Нью-Йорк, чтобы оформить какие-то документы для поступления в очередную военную школу или что-то вроде того. Он сказал мне это перед тем, как мы подрались. Тогда я подумал, что Джей похвастался, чтобы показать, насколько я ничтожен на его фоне. Это и был толчок к драке. Я планировал, что Рори вернётся, увидит, что его дом сгорел дотла, и поймёт, что я чувствую, но всё пошло не так, как я хотел, – Стив поправляет кепку и съехавшие по вспотевшему носу очки. Он прокашливается, тщательно избегая смотреть в мою сторону. Я же, словно окаменевшая статуя под взглядом Медузы, не могу даже пошевелиться. – Я не знал, что в доме останется младшая сестра Рори под присмотром своей бабушки. Я понятия не имел об этом. Стоял на противоположной стороне улицы и наблюдал за тем, как огонь охватывает стены, заползает внутрь и пожирает всё на своём пути. Я просто стоял и смотрел, получая невероятное наслаждение и удовольствие, пока не увидел в окне на втором этаже чью-то фигуру. Девочка пыталась открыть ставни, но у неё ничего не получалось. Я знал, что пожарные не успеют приехать вовремя, знал, что она умрёт. Задохнётся дымом, прежде чем сгорит заживо. Я испугался. И не того, что меня могут посадить за непреднамеренное убийство, если поймают. Я испугался самого себя. Сначала я хотел убежать. Куда угодно, лишь бы подальше оттуда. Но потом меня словно ударили по голове. Я рванул в сторону дома, выбил входную дверь. Дым заволакивал всё пространство, жар обжигал, огонь уже полностью охватил первый и второй этаж. Остановить его было невозможно. Я с трудом поднялся по сгорающей лестнице, даже не обращая внимания на пламя. Из-за адреналина я ничего не чувствовал. Я думал лишь о девочке, которая осталась одна в комнате и пыталась выбраться оттуда. Я думал о том, чтобы спасти её, – Стив прокашливается. – Я не успел добраться до неё. Горящая балка упала на меня и придавила к полу. Я потерял сознание буквально на минуту, может, даже меньше. Когда я очнулся, коридор был весь в огне. Первое, о чём я тогда подумал: я и есть огонь. Будто бы он исходил прямо из меня и не мог причинить мне вред. У меня был шок. Болевой и эмоциональный, как мне сказали потом врачи. Поэтому я ничего не соображал. Выбрался из-под балки, добрался до двери комнаты, выбил её ногой. Там уже всё горело, дым заволакивал комнату, и я задыхался, прикрывая лицо рукой. Я ничего не видел, но я ни на секунду не думал о том, что могу умереть там. И я даже понятия не имел, как буду выбираться оттуда, – пауза. – Девочка лежала под окном, и я не знал, дышит она или уже нет. Ей было лет двенадцать. Маленькая и хрупкая, словно кукла. Я думал об этом, пока поднимал её на руки и разбивал окно. Из-за кислорода всё вспыхнуло ещё сильнее. Я думал, что я горю, но мне не было страшно. Наоборот, это доставляло мне удовольствие. Потом я выбрался на крышу крыльца, мы скатились по ней и упали на землю. Я вывихнул плечо при падении. Оттащил девочку на безопасное расстояние и просидел на земле, держа её на своих руках, пока не появились первые люди. Всё это время я смотрел на то, как стонет и трещит дом в огне. А потом я потерял сознание, – Стив поднимает голову и смотрит куда-то вдаль. – Очнулся в больнице с сильными ожогами. Меня признали невменяемым и запихнули в лечебницу, в которой работала моя мачеха. Я пробыл год в психиатрической больнице, а когда врачи убедились, что я могу вернуться в социум, меня выпустили. С тех пор я больше ничего и никогда не поджигал. Пять лет ни одного срыва.
Я сильнее хватаю винтовку, чтобы та не выскользнула из моих пальцев и не рухнула в траву. Голова идёт кругом от рассказа Стива, и я чувствую, как к горлу подступает тошнота. Это всё неправда. Это просто сон. Какое-то безумие! Всё вокруг меня кружится, словно я стою в центре огромной карусели под названием «жизнь», и мне хочется сойти с неё. Я не готова. Я не хочу слышать то, что хочет сказать мне Браун. Меня действительно сейчас стошнит от накативших на меня эмоций.
– Так что да, Эмма Вудс, я опасен для тебя, – Стив поворачивается ко мне, но его глаза всё ещё скрыты за очками, и в этот момент он мне кажется каким-то ненастоящим, механическим, совсем чужим. – Потому что это именно я убил твою бабушку. Я пытался убить тебя. И из-за меня Рори подписал контракт и уехал в Европу, чтобы оплатить покупку нового дома и твоё лечение. Это я виноват в смерти твоего брата. Я убил его…
Я зажмуриваюсь до такой степени, что перед глазами начинают плыть круги, голова кружится, и я больше ничего не соображаю. Делаю шаг вперёд, сильно пихая винтовку в руки Стива, срываю с него очки, задевая кепку, которая соскальзывает и падает в траву, и смотрю ему прямо в глаза. Они синие, темнее, чем небо, но гораздо светлее океана, и до бесконечности пустые. Я не понимаю, что сейчас чувствует Браун, но почему-то мне кажется, что парень испытывает наслаждение после своего рассказа.
Ужас охватывает меня, и я отступаю. Глаза начинают щипать из-за подступающих слёз, и противный ком перекрывает дыхание.
Всё вокруг меня сливается воедино, и я даже не успеваю понять, в какой момент я разворачиваюсь и убегаю. Я задыхаюсь. Меня тошнит от нехватки кислорода и переизбытка воспоминаний, и в себя я прихожу только возле своего домика.
Нет. Бред какой-то. Это всё настоящий бред. Стив Браун не мог быть причиной всего этого, он не мог разрушить всё то дорогое, что у меня было в жизни. Я не хочу верить ни единому слову, ни единой мысли. Человек, которого я люблю, просто не может быть причиной, разрушившей меня до основания. Я отказываюсь принимать это…
29.
Fallulah – Give Us A Little Love
Как-то раз у нас дома случился пожар, в котором погибла моя бабушка. Папина мама. Мне тогда было почти двенадцать, и я мало что помню о том дне.
Мои родители уехали с братом в другой город на пару дней, чтобы оформить какие-то документы для Рори, и я осталась с Маргарет. Бабуля не любила сидеть с детьми и часто выпивала вечерами, просаживая свою пенсию в барах и покупая лотерейные билеты. Она любила бурбон, и от неё всегда пахло алкоголем и горьким шоколадом. Маргарет больше нравился Рори, чем я, а я отдавала предпочтение своей второй бабушке: Терезе.
Но Тереза живёт на восточном побережье и редко приезжает к нам, поэтому, когда родители куда-либо уезжали, они звали Маргарет и просили её присмотреть за мной. Бабуля кормила меня конфетами и отправляла спать в девять вечера, а сама сидела на диване и смотрела телевизор с бокалом крепкого бурбона.
Точно так же было и в тот день. Я наелась конфет до тошноты, выпила огромную кружку апельсинового сока и отправилась в свою комнату. Там я просидела ещё пару часов, перечитывая детскую книгу про принцесс и фей, а потом заснула. Кажется, это были выходные, и мне не нужно было вставать с утра в школу.
Я проснулась посреди ночи. Было жарко, неестественно светло и воняло дымом. Я подумала, что бабуля что-то готовит на кухне, что-то мерзкое и невкусное, поэтому решила спуститься и проверить её. Вдруг она заснула и забыла выключить плиту.
