Настроение хуже некуда.
— Да забей ты, — лениво тянет Матвей, сидя на полу и прислоняясь спиной к кровати.
Его ноги вытянуты, торс обнажён, и выпирающие рёбра двигаются в такт неровному дыханию. Парень похудел, и теперь кожа так сильно обтягивает его кости, что смотреть противно. Друг никогда не страдал избыточным весом, но сейчас он выглядит так, словно герой из фильма «Машинист». Ну, может быть, чуточку получше, но всё же.
— Забей? — я небрежно тушу окурок о пепельницу, стоящую на подоконнике. — Ты вообще понимаешь, что происходит?
Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на Матвея, но взгляд цепляется за прикреплённые к стене карточки, которые раздражают меня ещё сильнее. Я не могу выбросить из головы ту встречу, на которой сраный аноним, перевернувший мою квартиру вверх дном, заставил встретиться меня с сёстрами Розиными.
Значит, не только я и Матвей получаем эти письма, но ещё и они. Про Соню я знал, так как она сама мне сказала об этом во время нашей недавней встречи, но Маша. Её-то с какой целью сюда привлекли?
Нас четверо. Было тогда, осталось и теперь. Вот чувствует моя задница, что это всё Малийский подстроил. Вот только зачем? Хочет отомстить за то, что мы его упекли за решётку? О нём не было слышно последние три года, я уже вообще забыл о его существовании. Держу пари, он всё ещё за решёткой. Даже если его и выпустили раньше срока за хорошее поведение, то вряд ли он решится снова ввязываться в криминальные дела. Хотя… Он тот ещё отморозок.
Но если это не он, то кто тогда?
— Не знаю, чего ты паришься, — тянет парень. — Мне вообще плевать на этого анонима. Что он мне сделает? Снова в квартире приберётся? — он коротко смеётся, а я лишь поджимаю губы.
— Ну, да. Мне он разгромил весь дом, — бурчу я. — А у тебя устроил генеральную уборку. По-моему, у него что-то не так с головой, не находишь?
Матвей не отвечает.
Я отворачиваюсь от неистового дождя за окном и осматриваюсь, останавливая взгляд на засыхающих цветах, медленно умирающих в вазе на столе. Красные лепестки поблекли и скукожились, некоторые из них лежат рядом на столешнице, словно были не в силах больше цепляться за своё существование и предпочли мучениям смерть.
— Это Хиганбаны, — говорит Матвей, замечая мой взгляд. — Красная паучья Лилия. В Японии их никто не сажает и не срывает, — его голос медленный и томный, немного с хрипотцой. — Они считаются несчастливым знаком. Этот цветок символизирует мёртвых. Его обычно сажают на кладбищах. Считается, что принесённый в дом, он может навлечь пожар, — парень замолкает, и неприятное чувство сковывает мои внутренность. — Вообще, у него много значений. Он так же символизирует мужественность и храбрость воинов, воинской чести и смерти в бою. А ещё есть история о двух природных духах, которые покровительствовали разным частям растения. Тот, кто заботился о цветках, и тот, кто хранил листья. Однажды они решили встретиться и пренебрегли своим обязанностям. Они полюбили друг друга с первого взгляда, но за то, что они нарушили правила, Боги прокляли их и разделили цветы и листья: когда распускаются цветы, листья опадают, а к тому времени, как вырастают листья, цветы вянут. Хиганбаны ещё называют «Небесными цветками», в память о двух влюблённых, которые никогда больше не увидят друг друга. Из-за этой трагичной истории эти цветы в Японии используются на похоронах.
Парень замолкает, и я поворачиваюсь к нему, чтобы взглянуть на друга. Я помню, как в школе он увлекался восточными культурами, но я не думал, что он до сих пор всё это помнит. Да ещё и в таких подробностях. Я особо не отличался умом и сообразительностью, но Матвей, в отличие от меня, был чертовски умным. У него всегда была хорошая память.
— Знаешь, — я задумчиво смотрю на цветы, и мне теперь кажется, словно вокруг них скапливается тёмная неприятная аура. — Аноним ведь прислал тебе эти цветы не просто так. Он знал, что ты сразу поймёшь их значение. Я лично понятия не имел, что японцы их на кладбищах сажают. Для меня это обычная трава.
Парень откидывает назад голову и немного сползает на пол, чтобы было удобнее. Он внимательно смотрит на меня, словно надеясь прочитать мысли, но, очевидно, у него ничего не получается.
— Хочешь сказать, что этот аноним знает всё про нас? — вкрадчиво тянет он.
Я пожимаю плечом, прислоняясь поясницей к подоконнику, и скрещиваю руки на груди. В голове вертится туча предположений о том, кто такой аноним и что ему от нас нужно, но ни одно из них не сходится логически со всеми событиями, которые происходят. Какое же из них самое верное? И чему можно верить? А можно ли вообще?
— Я в школе увлекался японской культурой, — Матвей с трудом поднимается на ноги. Его шатает в сторону, и я дёргаюсь, боясь, что парень завалится на пол и сломает себе что-нибудь, но друг замирает, поймав в свои сети равновесие, и несколько секунд стоит неподвижно, словно у него кружится голова. Наконец, он приходит в себя, поджимает губы и направляется в сторону холодильника. — Но после выпускного, на котором мне пробили голову, я перестал фанатеть по этому.
Друг останавливается возле стола и оборачивается ко мне, так и не дойдя до холодильника.
— Чувствуешь, к чему я клоню? Этот аноним сильно покопался в моём прошлом, раз узнал о моём старом увлечении, — Матвей всё-таки открывает дверцу и достаёт оттуда бутылку с холодной водой. — О нём могли знать только мои родители и знакомые, с которыми я уже не общаюсь. Вряд ли на слуху были подробности моей жизни. Да и я особо не распространялся об этом.
— Это всё дико странно, — бурчу я, качая головой. — Если это цветы — намёк того, что тебя ждут неприятности, то можно уже считать, что это угроза.
Парень открывает бутылку и делает несколько жадных глотков. Его кадык шевелится от каждого из них, и я внимательно наблюдаю за ним.
— А эти карточки, что, по-твоему, не угрозы? — иронично спрашивает Матвей. — Всё это уже, как минимум, на статью тянет. Но знаешь, в чём проблема? — парень смотрит на меня с таким взглядом, словно это я тот таинственный аноним, присылающий ему письма и цветы. — Мне глубоко насрать. Хуже он всё равно не сделает. А если он продолжит прибираться у меня, так пусть. Я не против.
Парень подбрасывает бутылку в воздух — я слежу за её полётом — но не успевает поймать, потому что его пальцы промахиваются и цепляют только воздух, словно у Матвея проблемы с координацией и восприятием реальности. Бутылка падает на пол и катится в сторону.
— У тебя точно всё нормально? — спрашиваю я. — Выглядишь отстойно. Что врач говорит?
Матвей нагибается и поднимает бутылку, словно изображая дряхлого старика. Неприятное чувство беспокойства проникает внутрь меня и заставляет забыть про анонима.
— Ничего, — парень пересекает комнату и заваливается на кровать. — Я у него не был и не собираюсь туда идти.
Я закатываю глаза.
— Ну, я так и думал. А если что-то серьёзное? Сходил бы просто проверился. Может, у тебя какие проблемы из-за травмы, нужно хотя бы проконсультироваться.
