— Ну, — он шмыгает носом. — Наверное, уехала в деревню, — безразлично бросает папа.
Я фыркаю и поправляю съехавшую повязку на руке, которая чертовски мешает. Скорее бы уже выписаться и отправиться домой: больничная еда просто ужасна.
— Она не могла уехать после того, что случилось, и даже не прийти ко мне, — недовольно бурчу я. — Это на неё не похоже.
Проходит ещё одно сообщение, телефон вибрирует, и я замираю, поспешно возвращаясь к диалогам. Нет. Это не от Розиной. Вздыхаю и ставлю сотовый на блокировку.
— Может быть, родители отправили её в деревню как раз из-за этого, — предполагает папа. — Связь там не ловит, вот она и молчит.
Я прищуриваюсь, подозрительно всматриваясь в отца, затем недовольно морщусь и вздыхаю.
— Может быть, — бурчу я. — Как там Матвей?
Отец качает головой, несколько секунд молчит.
— Ещё не очнулся, — бросает тренер.
— Неделя прошла, — говорю я, потирая лицо ладонями и шумно вздыхая. Пытаюсь избавиться от картинки, как друга ударяют монтировкой по голове. И как я не заметил, что тот урод начал доставать её? — Ко мне копы приходили вчера, — смотрю на отца. — Сдал им этих ублюдков.
Папа кивает, потирая переносицу. Выглядит он уставшим и потрёпанным. В палате тихо, пахнет какими-то лекарствами, во рту у меня привкус пресной каши, которую давали на завтрак. Хочется уже выйти на улицу и погреться в лучах солнца, а не лежать в этой постели целыми днями. У меня ведь ничего серьёзного нет, почему они меня здесь держат?
— Я знаю, — говорит он. — Их ещё не нашли.
Поджимаю губы, поправляя подушку под спиной, чтобы было удобнее сидеть.
— Сомневаюсь, что вообще ищут. Это же полиция. Они там ни черта не делают, — бурчу я.
— Вот только давай без самодеятельности, — упрекает меня отец. — Не надо искать и мстить им, пусть следователи делают свою работу.
Я отмахиваюсь, ничего не отвечая. Заняться мне больше нечем, как искать этих упырей. Я всё равно практически не помню, как они выглядели. Темно было. Если только связаться с бывшими друзьями Розиной, которые её подставили в тот раз, выпытать их, где искать Малийского, а там дальше вместе с ним найду и остальных. Они, наверное, залягут на дно, пока ажиотаж не поутихнет.
— Егор, — отец возвращает меня в реальность. — Пообещай, что не будешь искать их и нарываться на неприятности.
Где-то я уже это слышал.
— Ладно. Когда меня уже выпишут? Хочу на тренировку. У меня соревнования скоро, — недовольно бурчу я.
Папа цокает и вздыхает.
— После завтра. Врач сказал пока никаких нагрузок, так что когда полностью восстановишься, тогда и поговорим о тренировках, — он поднимается на ноги, намекая, что ему пора на работу. Или ещё куда, не знаю.
— Но, па, — ною я. — Я в порядке. Всего лишь синяки!
— Никаких «па», — он хлопает меня по плечу. — Завтра зайду, не скучай.
Я фыркаю, провожая его недовольным взглядом, а когда дверь за отцом закрывается, возвращаюсь к телефону. Куда же делать Розина? Если бы её предки силком отправили в деревню, чтобы избежать встречи с Малийским, она бы как минимум написала мне и предупредила. Или попросила бы кого-то из подруг.
Но она исчезла, словно её никогда и не существовало. Не нравится мне всё это. Жопой чую, что что-то не так.
***
Утром через день меня выписывают. Я с радостью покидаю палату, в которой провёл почти полторы недели, разбрасываюсь прощальными фразочками, адресованными пациентам или медсёстрам, и заклинаю себя, что никогда в жизни больше не вернусь в это жуткое, холодное, пропитанное болезнью, место. Хватит с меня таких приключений…
Перед уходом я заглядываю к Матвею. Он лежит без сознания, и у него изо рта торчит противная кислородная трубка. Голова перебинтована. К телу прикреплены провода от пикающих приборов. Жуткое зрелище. Я достаю телефон и делаю пару снимков, чтобы потом показать другу и поиздеваться над ним, но затем вдруг понимаю, что это глупая идея. Фото не удаляю.
Матвей не просыпается с того самого вечера, и чем дольше он валяется без сознания, тем сильнее я беспокоюсь за него.
От Сони Розиной нет никаких вестей. «Вконтакт» она не заходит, на звонки не отвечает. Я даже решаю написать её сестре, но та лишь отмахивается, что Соня в деревне. Эта тишина продолжается почти месяц, пока однажды мне не приходит неожиданное сообщение.
«Всё кончено, Егор. Мы расстаёмся. Не пиши мне больше».
Я ничего не понимаю, поэтому предупреждение Розиной меня не останавливает. Я заваливаю её сообщениями — она в ответ отправляет меня в чёрный список. Я звоню ей — она меняет симку. Спрашиваю номер у её сестры, Куркиной, Юли, но те говорят, что Розина запретила им вообще разговаривать со мной. Караулю её у подъезда чуть ли не каждый день, но выловить получается только Машу. Она говорит, что Соня пробудет в деревне до самого сентября. Причины, почему Розина внезапно решила расстаться со мной, она не знает. Хотя, скорее всего, просто не хочет сообщать мне.
Мне ничего не остаётся, как окунуться с головой в тренировки, чтобы не думать о Соне, но мысли всё равно сводят меня с ума. Я решаю пойти в десятый класс, чтобы хоть где-то пересекаться с ней и попытаться выяснить, что же произошло. Ей снова угрожал Малийский? Или её родители узнали обо мне? Может быть, я сделал что-то не так?
Спустя ещё две недели Матвей приходит в себя. Врач говорит, что его состояние стабильное, но друг всё равно жалуется на адские головные боли. В остальном с ним всё нормально, хотя доктор не спешит его выписывать. Больше месяца Матвей проводит в больнице, шутит, что в армию теперь ему дорога точно закрыта.
Александра Малийского так и не нашли.
***
Наши дни.
— Ты издеваешься? — спрашиваю я Розину, поджимая губы, когда девушка заканчивает рассказывать, почему вычеркнула меня из своей жизни.
— В смысле? — не понимает она.
— В прямом, — недовольно смотрю на неё, и Соня неловко отводит взгляд в сторону. — Я, понимаешь ли, всё лето места себе не находил, думал, где накосячил и что вообще случилось с тобой. Представлял самые ужасные картины, с ума сходил, а ты просто из ничего раздула проблему и игнорила меня почти четыре месяца. До октября отшивала, потому что, видите ли, мой отец намекнул тебе, что ты мне не пара.
Девушка фыркает и взмахивает руками.
— Это тебе не шутки, Егор! — возмущается она. — Тебя избили из-за меня. Повезло, что никаких серьёзных травм не было. Ты только посмотри на Матвея, он инвалид на всю жизнь. Ему обезболивающее ежедневно пить приходится. А если бы с тобой что-то такое случилось? Тебе бы пришлось забыть о боксе! Малийский так просто бы не отстал от тебя.
— Да насрать мне на этого урода! — почти вскрикиваю я. — Я сдал его копам, так что…
