…и, черт побери, это могло зайти действительно далеко, если бы кто-то не попытался открыть дверь. Стул с грохотом рухнул, сдвинув обеденный стол, и уперся в него ножками, намертво заклинив створку.
— Что за?.. — возмутилась Беляна из коридора. — Лют, какого черта?! У нее выходной сегодня, выметайтесь отсюда и дайте спокойно выпить кофе!
— Справедливо, — пробормотал Лют, выравнивая дыхание, и неохотно убрал руки.
Лично я происходящее находила вопиюще несправедливым, но нахально попирать приличия, не впуская Беляну в кухню, не решилась.
А зря.
— Нет, пыл вам, конечно, охладить стоило, — изрекла особистка, поежившись, несмотря на толстый форменный свитер, — но не находите, что торчать у окна нараспашку — это чересчур радикальный метод?
Нам оставалось только развести руками. Я не чувствовала магического холода, а Лют, похоже, попросту увлекся — а после напоминания немедленно покрылся гусиной кожей и честно закрыл окно. Но кухня, естественно, не могла прогреться мгновенно, и градус Беляниного недовольства зашкаливал.
— Кем вообще надо быть, чтобы битый час пялиться на крысиные разборки, а потом уединяться где ни попадя, как подростки после эротического шоу?!
— Нами троими? — предположила я.
От бумажного стаканчика я успела увернуться, а стоявший за мной Лют невозмутимо поймал снаряд и запустил обратно в Беляну. Поскольку реакция у нее была ненамного хуже, игра в перебрасывание рисковала затянуться, но особистка проявила неожиданное благоразумие и просто поставила стаканчик под кофе-машину.
— Я могу хоть рассчитывать на выходной перед официальным переводом в центр? — уныло поинтересовалась Беляна.
— Он начался битый час назад, — сообщил ей Лют, откровенно посмеиваясь.
Швыряться полным стаканом Беляна поостереглась, но ей явно очень хотелось.
Перед уходом мы заглянули в лабораторию попрощаться и застали Дарину с Алевтиной Станиславовной в полнейшем экстазе замершими перед центральным голографом. Идентифицировать изображение я затруднялась: какая-то слабо изогнутая поверхность на редкость неравномерно, но целеустремленно отращивала на себе полупрозрачные иголки.
— Что это? — не сдержала я любопытства.
— Смотри! — в порыве энтузиазма Дарина едва не сцапала за руку меня, но вовремя спохватилась и подтащила к голографу Беляну.
Запись голограммы отмоталась назад, и мы честно пронаблюдали процесс отращивания иголок с самого начала, но понятнее не стало. Единственное, что я сумела отметить, — что иголки не пробивались из-под поверхности, а будто наслаивались, как сталагмиты — с той разницей, что на них ничего не капало.
— И что это за инфернальная гадость? — все-таки переспросила Беляна, вынужденная наблюдать за голограммой с минимального расстояния. — Цветовое сочетание неудачное, если ты хотела узнать мое мнение.
Алевтина Станиславовна отвлеклась от записи и адресовала ей укоризненный взгляд поверх очков. Особистку не пронимало до того момента, пока профессор не соизволила пояснить:
— Это твой эритроцит при очень большом увеличении. Мы поместили пробу крови в колбу с небольшим содержанием газообразной магии, и она неожиданно начала конденсироваться на поверхности эритроцитов, хотя обычно при такой низкой концентрации с ней ничего не происходит! Нужно найти еще человек сто с положительным фактором Келл и проверить, повторяется ли результат!
Беляна позеленела в тон иголкам и, кажется, впервые в жизни не знала, что сказать.
— Келл — это же просто белок на поверхности эритроцитов? — уточнил Лют и полез перезапускать запись. — Такой же, как резус-фактор?
— Ну да, — кисло согласилась Алевтина Станиславовна. — С той разницей, что Келл-положительных людей по всему Союзу — процентов восемь-десять, и большая часть понятия не имеет об особенностях своей крови. Жить-то это никак не мешает. Нет, доноров-то мы найдем, в пунктах приема крови всегда обязательно помечают, если человек Келл-положителен. Но сколько времени это займет…
— А крысы? — вспомнила я. — У нас сдохло куда больше восьми-десяти процентов, пока не начали делать татуировки.
— Тут у меня тоже есть предположение, — куда менее уверенно сообщила Алевтина Станиславовна. — Во-первых, состав крови крысы и человека отличается. Нельзя говорить о полном соответствии тех или иных факторов. Вероятно, у крыс либо есть какой-то аналог фактора Келл, захватывающий магию из воздуха, либо им просто не хватает мозгов.
От такого завершения я захлопала глазами. Кажется, с крысами у меня действительно было кое-что общее — только вот не с выжившими.
— Люди точно знают, как они мерзнут, — пожала плечами профессор, отчаявшись изложить свою мысль на языке медицинской терминологии. — Сначала пальцы, потом — щеки, ладони, ступни… ты знаешь «правильную» последовательность и бессознательно загоняешь магию в рамки. В кончики пальцев, в ладони, где концентрация крови не так велика, — и держишь ее там, пока организм не привыкает к ней, как к яду, в малых дозах. А если лабораторная крыса мерзнет… — она раздосадовано поморщилась и махнула рукой в сторону клеток. — Значит, крыса мерзнет. Ты предполагала, что татуировки помогают концентрировать магию в определенном месте, — но, похоже, они же помогают привыкать к ней, оттягивая магию из крови. Обратно она попадает опять-таки в малых дозах — и организм справляется. Если только магии не окажется слишком много. Если проводить аналогию с эльфийскими легендами, то ты и Найден — маги, а Беляна и Мирина… — Алевтина Станиславовна замялась, пытаясь подыскать выражение повежливее.
— Аккумуляторы, — хрипло закончила вместо нее особистка. — Да, это ни черта не из легенд, но… вы понимаете, что теоретически Келл-положительные люди могут улавливать газообразные драконьи эманации и поставлять магию уже твердой?
— Теоретически, — удивленно моргнула профессор.
Я молчала. Вспоминала кровавые цыпки, беспрестанно мучившие меня первое время на месторождениях, и Тайку, которая, благодаря предыдущему хозяину, тоже совершенно точно знала, как она мерзнет.
С подушечек на лапах. И носа.
Лапы она берегла долго. А мозоли не сошли до сих пор.
— Но прежде чем делать громкие заявления, — слегка повысила голос Алевтина Станиславовна, стоило Беляне потянуться за переговорником, — мне нужна кровь Келл-положительных добровольцев. И ратолог, разумеется.
— У вас все будет, — уверенно пообещал ей Лют.
Я покосилась на его погоны — пустые, без единого знака отличия — и стоически промолчала.
Планов на день у меня не было, и на пороге исследовательского центра я растерянно замерла, соображая, чем бы заняться. Выходило, что особо нечем — разве что нагрянуть без предупреждения к кому-нибудь из знакомых. Но Хотен еще не приехал, Велислава и не собиралась, а Беримир, как выяснилось, только-только заступил на дежурство.
