Книга Второе дно, страница 49. Автор книги Елена Ахметова

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Второе дно»

Cтраница 49

— Загляните завтра после полудня. Обереги будут готовы.

Он замешкался, отчего-то засмотревшись на мои пальцы на фоне черной ткани его униформы, — но потом все-таки кивнул и обещал всенепременно быть.

Когда братья скрылись в зарослях мангров, альциона на крыше захихикала так похабно, словно уже готовилась держать свечку.

Глава 21. Об удачных моментах

Ламаи спала крепко, прижав подушку к животу и смяв простыню. Я выгнала из комнаты пару обнаглевших москитов и поправила полог. Мне сон не светил.

Над солеными болотами ярко сияла перевернутая чаша луны, и в ее свете плотная листва мангровых деревьев глянцево поблескивала серебром. Я вышла на веранду, полной грудью вдохнула острый солоноватый запах рощи и деловито принялась расстегивать блузку. Повесила ее на спинке скамейки, пристроила рядом узковатую юбку и белье, — и, спустившись вниз, оставила домашние туфельки у подножия лестницы.

Соленая грязь с обманчивой податливостью смялась под босыми ногами. Ночной ветерок подхватил распущенные волосы, защекотав их кончиками обнаженную спину, и я мгновенно покрылась мурашками. Альциона словно нарочно медлила, описав широкий круг над домиком, прежде чем рухнуть мне на плечо, царапая коготками нежную кожу, и длинно, исключительно похабно присвистнуть. Я укоризненно вздохнула, но пассаж об острой необходимости немедленной мужской помощи оставила без комментариев, молча развернувшись в сторону моря.

Я не представляла себе масштабов силы принца и, тем более, его камердинера, а потому собиралась сделать самые надежные обереги, какие только могла. Просто для душевного спокойствия. А уж как я там при этом выглядела — дело десятое.

Мама говорила, что лучший оберег — это символ единства с природой, крошечная часть ее непреодолимой силы, заключенная в амулете, и ритуал изготовления основывался на возвращении к началам, отказу от наносного и неважного. Материал для такого оберега надлежало собирать как можно ближе к дому и одновременно — на грани, там, где встречаются стихии, времена и противоположности. А саму ведьму ничто не должно отделять от окружения: ни мысли, ни одежда.

Мама в таких случаях цинично шла в старую баню и вытаскивала голыш из парной: не единожды обожженный огнем и залитый водой, камень из печи как нельзя лучше подходил для ведьминых целей — и, что немаловажно, наготой в бане никого не удивишь. Я с удовольствием воспользовалась бы мудростью старшего поколения, но климат Ньямаранга диктовал свои условия. Постоянная жара и влажность делали свое дело: летом вся колония превращалась в одну огромную парную, и строить целый дом ради аналогичных условий внутри никому и в голову не приходило.

Поэтому за материалом для оберега я отправилась туда, где встречались земля, море и луна — на береговую линию мангровых болот, где жизнь воздвигалась и пировала на смерти и разложении.

От природы меня и в самом деле ничто не отделяло, и мелкий гнус обрадовался мне, как родной. Я досадливо отмахнулась и упрямо продолжила пробираться к воде меж корней и причудливо изогнутых стволов. Под ногами вскоре зачавкало, а через пару минут я начала проваливаться по щиколотку, увязая в мягкой грязи, нагретой дневным жаром.

Острые пики воздушных корней постепенно сменялись переплетениями корней ходульных. Я проваливалась уже по колено. Альциона, не выдержав моих рывков и падений, взмыла в воздух аккурат тогда, когда я, ободрав ладони, вцепилась в нависший над головой ходульный корень и, помогая себе ногами, с натугой подтянулась, карабкаясь на самое высокое дерево в роще. Соленая грязь выпустила меня с противным чавкающим звуком, и я с облегчением выдохнула.

Сюда не проходила ни одна лодка, не долетал ни один дирижабль. У дерева был угольно-черный ствол, слишком толстый и гладкий для мангра; сильно разветвленная крона шелестела на ветру, и на каждом листике блестели в лунном свете капельки соли — и оттого казалось, что дерево нарядили в белое, как невесту.

Я несколько попортила эту черно-белую идиллию кровавыми отпечатками ободранных ладоней и негромко позвала:

— Просыпайся, Прародительница.

В манграх разом стихли все звуки. Размеренная песня ночной птицы оборвалась на середине; листва больше не шелестела, и ветер не доносил шума близких волн. Луна безмолвно плыла в ясном небе, и ее свет разливался над самым старым мангром в чаще, играя в белых кристалликах соли — словно поправлял кружево невестиного платья.

В воцарившейся тишине протяжный древесный стон прозвучал до того зловеще, что я вздрогнула и прижалась к гладкой коре. Вовремя: когда Прародительница пришла в движение, все, что от меня потребовалось — подтянуться и обхватить ногами ствол.

Изогнутые ходульные корни с чавканьем освобождались из болотной грязи. Каждый листик в роще затрепетал в едином танце, кастаньетами защелкали сломанные ветви. По стволу пробежала дрожь — и гигантское дерево приподнялось на корнях, двинувшись к близкому прибою.

Альциона с протяжным свистом описала круг над Прародительницей и снова вцепилась когтями мне в плечо, не доверяя дрожащим в движении ветвям. Дерево перемещалось обманчиво неспешно, изогнутые ходульные корни двигались мягко и плавно, словно бесчисленные щупальца гигантской морской твари — из тех, что в легендах топят корабли и пожирают матросов…

Впрочем, человеческой кровью Прародительница и в самом деле не брезговала, и я зажмурилась, изо всех сил вжимаясь в гладкий ствол. Любая ведьма становится сильнее дома — но я родилась не здесь и никогда не приехала бы в Ньямаранг, если бы не умудрилась обратить в фамилиара мангровую альциону, которая не сумела бы выжить в суровом климате Старого Кастла. Прародительница наверняка чувствовала мою чуждость — оттого и приходила на помощь только в обмен на кровь.

Пока — только на кровь. Однажды она захочет больше, и мне оставалось только молиться, чтобы это «однажды» не наступило прямо сейчас.

Прародительница вынесла меня на самую границу мангровой рощи, где соленое болото встречалось с коралловым рифом, но непреклонно остановилась там, где еще могла зацепиться за мягкую грязь. Ходульные корни почти полностью ушли под воду, оставив на поверхности лишь влажно поблескивающие изгибы, примыкающие к самому стволу. Я осторожно попыталась опереться на один из них — и дерево, решив, что натерпелось от меня достаточно, резко опустило корень вниз.

Альциона заполошно захлопала крыльями. Я с визгом рухнула в воду, тут же нахлебалась, суматошно вынырнула на поверхность, кашляя и отплевываясь. От соли немилосердно щипало в горле и так резало глаза, что слезы наворачивались.

А на ладонях не осталось ни капли крови. Прародительница невозмутимо стояла у кромки рифа. Ждала.

Я бессильно выругалась и заставила себя успокоиться. Ночь была тихой; меня мерно покачивало на слабых волнах, и теплая вода обнимала расслабившееся тело, скрывая наготу под серебристой лунной дорожкой. Я повела рукой, и свет доверчиво ткнулся в пальцы.

— Я прошу не живое и не мертвое, незаметное и незаменимое, из-под неба и с самого дна, — привычно зашептала я, поводя руками вокруг себя. Голос над водой разносился далеко, и казалось, будто мангровая роща подсказывает мне слова. — Я прошу, чтобы защититься и защитить, отгородиться и напасть…

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация