— Дядя Веня, постойте в стороне с Аней, — попросил Петр, — я попытаюсь с ними поговорить.
— Ну ладно, как скажешь, — согласился тот и начал поворачиваться, показывая этим движением, что хочет уйти вглубь комнаты. Но тут же развернулся и ударил без замаха кулаком в бок здорового паря. И сразу же ударил быстро еще и еще.
— О-о, — застонал тот от внезапной боли. И начал медленно оседать на пол.
Только теперь Петр заметил, что Ложкарев бил не кулаком, а длинным заточенным шилом, которое продолжал держать в руке, после того как трижды ударил им парня точно в печень. Но Владислав не видел ничего, прикрытый мощным торсом своего приятеля, он не понял, что только что произошло. И только когда тот повалился на пол, вскинул руку. Но Елагин успел перехватить его запястье, развернул руку так, чтобы ствол был направлен в потолок, и резко подсек ногу. Владислав упал на спину и тут же приподнял согнутую в колене ногу, опасаясь удара в голову. Его пистолет был в руке Петра.
— Дай мне волыну, — попросил Дядя Веня, — зачем она тебе — ты же все равно убивать не будешь.
Третий парень попятился к двери. В руке у него тоже был пистолет, который он направлял то на Петра, то на Ложкарева. Он был растерян от того, что только что произошло на его глазах.
— Мужики, я уйду сейчас… — произнес он неуверенно. — Давайте мирно разойдемся. Сначала я, а потом вы…
— О-о-о! — стонал парень на полу. — Он меня приколол. Больно-то как. А-а-а… Помогите…
— Дай волыну! — громко повторил Ложкарев. — Бери Анечку и уходите.
Петр передал ему пистолет и протянул руку Ане. Он не понял, почему она бросилась вдруг вперед, закрывая его своим телом. Грохнул выстрел, потом еще один. Аня успела обхватить его шею рукой, но рука была слабой и соскользнула. А выстрелы продолжались. Теперь Дядя Веня расстреливал лежащего на полу Владислава. Потом он развернулся и последнюю пулю выпустил в мертвое тело, лежащее у дверей.
Ложкарев обернулся.
— Как она?
Петя поднял Аню на руки и понес к кровати. И тут же остановился, потому что все понял.
Распахнулась дверь, и в домик ворвались оба Ивана, а с ними еще какой-то человек. Они увидели трупы и Петра с мертвой девушкой на руках.
— Брось пушку! — закричал старший Иван, направляя пистолет на Дядю Веню.
Тот отбросил оружие в сторону и кинулся к Елагину.
— Что?! — закричал он.
Елагин положил тело Ани на постель. На груди девушки было совсем небольшое пятнышко крови.
— Уходим, — сказал старший Иван. — Где твои вещи? Я заберу. Там перед гостиницей буза назревает. Егорыч только что позвонил. Надо спешить. Где твои вещи? Я заберу.
Они бежали к морю — за территорию, туда, где решетчатая ограда заходила в воду. Елагин нес на руках тело девушки. Следом спешил Ложкарев и на ходу беззвучно плакал. Потом, когда вышли на берег, начали с ним расставаться. Дядя Веня сказал:
— Как меня пробрало… Вот ведь как оно! Сейчас, погоди, Петя. Не беги так быстро. Я с мыслями соберусь.
— С нами пойдем, — предложил Иван, — там и разберешься.
Он хотел взять у Елагина тело Ани, но тот не дал. Так и бежали вдоль берега, а Ложкарев плелся за ними, пока не отстал. А потом далеко позади начали звучать выстрелы. Один, другой, еще несколько, потом загрохотали автоматные очереди.
Они были уже в своей недостроенной гостинице, когда старшему Ивану позвонил приятель, который служил теперь в местной милиции, и сообщил, что возле отеля была большая стрельба. Семеро убитых на месте, среди которых авторитет из Керчи, и еще больше раненых. А уж потом, при осмотре номеров и домиков, в одном из бунгало обнаружили еще четыре трупа. В бунгало проживал некий Елагин, которого теперь ищут.
— Не ищите, — сказал Иван, — он уже в России. И вообще, он тут ни при чем. Это наш человек, так что можешь мне поверить. Но там еще девушку застрелили. Не знаем теперь, что с телом делать. Освободишься, приходи один — помочь надо.
Стали ждать местного оперативника, но еще раньше притащился мокрый и измученный Ложкарев. Сказал, что не знал, куда податься, а потому решил пойти к домику, в котором жила его любовь, а потом и его дочь. Место нашел сразу, только увидел не домик, а новый большой дом…
— Раньше надо было приходить, — сказала Бережная, — может, тогда и Аня была бы жива…
Вера не знала, что теперь делать. Очевидно, придется как-то договариваться с местной прокуратурой. То, что в крымской милиции есть знакомый Ивану оперативник, хорошо, конечно, но вряд ли это поможет. А потому надо звонить в Петербург Ване Евдокимову, он попросит помочь руководство управления Следственного комитета. Хотя там теперь всем заправляет полковник юстиции Горохов, а с ним просто так договориться очень сложно.
Был бы рядом муж, он бы наверняка решил все проблемы. Но Владимир теперь далеко — так далеко, что она не знает, где он вообще находится. От того и нет в ее сердце радости, что закончено еще одно дело, можно возвращаться и не вспоминать печальные подробности. Но как забудешь все произошедшее, если за стеной мертвая девушка, погибшая ни за что — потому лишь, что оказалась рядом с любимым. Бережная подумала об этом и поняла, что больше всего на свете ей хочется оказаться сейчас рядом с мужем, хотя там куда опаснее, чем здесь — на курортном берегу теплого моря. Но что-то надо делать.
Все же звонить Евдокимову надо и как можно быстрее. Хотя рассвет еще не скоро, но бывший коллега поймет, даже если его разбудить среди ночи. А здесь, в недостроенной маленькой гостинице, никто не спит. Оба Ивана во дворе, перед входом, Окунев — в своей комнате, перед компьютером, а рядом находится растерянный молодой человек, называющий себя Джоном Ленноном.
Когда Бережная вошла, оба молча поднялись. Она посмотрела на них и так же молча повернулась, чтобы выйти. Кто мог предположить, что все так закончится? Все свои вроде живы-здоровы, но погибла девушка, которая и ни при чем вовсе…
— Я там покопался в этом банке «Мрия-инвест», — произнес, наконец, ей вслед Егорыч, — наскреб кое-что, Пете на карту скинул. Там не так уж много получилось, но все же… Думаю, что этого банка больше нет. Председателя правления убили, на счетах пусто. Кстати, слово «мрия» с украинского переводится как «мечта».
Бережная кивнула механически, думая совсем о другом.
Дядя Веня сидел возле мертвой дочери, не отрывая от нее взгляд. Время от времени он начинал разговаривать. То ли с ней, то ли сам с собою.
— Видишь, как оно получилось… Не уберег я тебя. Если б раньше знать… — говорил он. — Ну что ж, похороню тебя. Рядом с мамой твоей… И памятник поставлю самый лучший — у меня в Ростове хороший скульптор есть. Я ему по жизни помог… Теперь попрошу, чтобы он постарался, а я уж бабла не пожалею… Пусть такой памятник поставит, чтобы будто два ангела над землей летят… Ты уж прости меня, если сможешь…
