— Ну, как чем? Вы были одной из последних, кто общался с убитым. Причем вы общались достаточно близко. Вы были у него в гостях, выпивали. Провели в квартире Тарасевича более часа.
— Разве? — не поверила Сухомлинова. — А я думала, что недолго была. Зашла и почти сразу вышла. Раз, и всё…
Следователь молчал, а потом прокашлялся в трубку и продолжил:
— Мы и это обсудим. Так что жду вас завтра на вашем рабочем месте в девять тридцать.
— У меня другая работа — более важная и ответственная.
— Ровно в девять тридцать, — повторил следователь и добавил: — Попрошу не опаздывать.
И тут же пошли гудки.
Елизавета Петровна не знала, что ей делать, но понимала, надо предупредить начальство. Она набрала номер Охотникова, а когда тот ответил, спросила:
— Вы всё еще за городом?
— Как раз в бане сидим с приятелем. А что такое?
— Я завтра утром задержусь на какое-то время.
Юрий Иванович молчал, а потому Сухомлинова спросила осторожно:
— Вы телевизор не смотрели сегодня?
— Упаси боже, — ответил ее начальник, — я вообще его не смотрю. А что случилось?
— Дело в том, что Тарасевича сегодня утром застрелили.
И снова бывший сокурсник молчал.
— Алле, — осторожно попыталась вернуть его Елизавета Петровна.
— Я слышу, — ответил тот, — просто пытаюсь осмыслить известие. Как, где, когда и за что могли убить председателя ТСЖ? В голове не укладывается. И что полиция говорит?
— Я не знаю. Меня как раз завтра на допрос вызвали.
— А вас-то за что?! Ну ладно, можете задержаться, я попрошу кого-нибудь вас подменить на пару часиков. А вы там тоже не только отвечайте, но и расспросите, как и за что с ним расправились так жестоко.
Глава девятая
Она подошла к своему стеклянному скворечнику и заглянула внутрь. Там сидела ее сменщица Нина Николаевна, выглядевшая очень взволнованной.
— Вас еще не допрашивали? — обратилась к ней Сухомлинова.
Та в ответ перекрестилась.
— А меня вызвал какой-то майор, застращал и приказал явиться сюда без опозданий.
— Я вас не стращал, — произнес за ее спиной мужской голос, — я просто выполняю свою работу, а ваша гражданская обязанность оказывать посильную помощь следствию.
Очевидно, он прятался за углом, на площадке перед лифтами, и вышел, услышав ее голос. Подошел неслышно и неожиданно, как любая неприятность. Майор юстиции Егоров оказался невысоким и невзрачным на вид, но голос его не соответствовал внешности — он был уверенным и твердым.
— Сейчас мы с вами поднимемся в квартиру гражданина Тарасевича, и вы мне расскажете, о чем вчера говорили со своим начальником.
В квартире работали эксперты. Дверцы шкафов и полок были приоткрыты и смазаны каким-то черным порошком.
— Посмотрите внимательно, — обратился к Сухомлиновой следователь, — что изменилось с тех пор, как вы покинули помещение.
— Вы серьезно? — удивилась Елизавета Петровна. — Изменилось здесь все. Вчера все здесь было прибрано, а теперь как будто Мамай прошел. На столе вчера стояли две бутылки: одна с шампанским, полная более чем наполовину, и французский коньяк, из которой Александр Витальевич выпил всего граммов сто пятьдесят. И постель была аккуратно застелена, а сейчас белье сползло на пол.
— Обе бутылки мы нашли пустыми в мусорном пакете, — обиделся следователь, — а постель мы обнаружили именно в таком виде. Вы просто посмотрите, что пропало — может, картины или какие-то другие ценные вещи.
Сухомлинова подошла к стене и посмотрела на полотна.
— Всё на месте, — сказала она, — а если вас интересует, чем мы тут занимались, то скажу, что я пришла для того, чтобы подать заявление об увольнении. Александр Витальевич предложил поужинать с ним. Но я выпила лишь неполный бокал, а потом еще глоток. Ничего не ела. После чего ушла. Но до того как сесть за стол, мы рассматривали картины и говорили о живописи. Ведь я дипломированный искусствовед, если вы не знаете.
Следователь кивнул, а потом попросил записать все, что она сообщила, на бумаге и по возможности с подробностями, которые она может вспомнить.
Елизавета Петровна села за стол, на тот же самый стул, на котором сидела накануне, придвинула к себе листок бумаги и изложила все кратко, потому что подробности ей вспоминать не хотелось. А когда закончила и протянула лист следователю, Егоров сказал, что сейчас эксперт-криминалист возьмет ее отпечатки пальцев.
— Пара минут, — пообещал он, — и вы сможете ехать на свою новую, очень ответственную работу.
Отпечатки взяли, перемазав ее пальцы черным порошком.
— Я могу вымыть руки? — спросила Елизавета Петровна.
Следователь кивнул. Сухомлинова, не оставляя сумочку в комнате, прошла с ней в ванную комнату, закрыла за собой дверь, начала мыть руки. Взгляд ее упал на узкую стиральную машину. Не выключая воду, она подошла к ней, наклонила машину и подняла резиновой коврик. Увидев край голубой ученической тетради, вытащила ее, согнула в трубочку и спрятала в свою сумку.
Когда выходила из ванной комнаты, едва не столкнулась с майором юстиции, который заглянул за плечо Елизаветы Петровны, словно рассчитывал обнаружить там еще кого-то.
— Вы должны расписаться под одним документом.
— Каким?
— Вы предупреждаетесь о том, что вам запрещено покидать город на время следствия.
— А если вы год будете расследовать?
— Тем не менее, — без всяких эмоций на лице произнес следователь.
— Сыну Тарасевича сообщили?
Следователь обернулся к скучающему эксперту, как будто ожидал ответа именно от него. А тот, уходя от ответственности, начал смотреть по сторонам.
— Прикажут — позвоню, — спокойно ответил майор юстиции.
Он достал из кармана мобильный телефон, набрал номер, но, увидев, что Сухомлинова направляется к двери, махнул ей рукой, призывая задержаться. Он разговаривал негромко, потом что-то записал на листке бумаги. Еще раз махнул рукой, но теперь уже подзывая к себе Елизавету Петровну. Протянул ей листок, на котором был записан номер телефона.
— Позвоните сами. Имя сына Тарасевича знаете?
— А почему именно я? — удивилась Сухомлинова. — Я — посторонний ему человек.
— А я тем более, — ответил следователь, — я по вечерам с убитым шампанское не пил. Просто прошу вас позвонить и сообщить. По опыту знаю, что неприятные известия лучше выслушивать от женщины — у женщин в голосе больше сочувствия.
— Ага, — обрадовался неизвестно чему слышавший их разговор один из экспертов, — в прошлом году, когда мне жена сказала, что хочет развестись, потому что у нее другой, в ее голосе было столько сочувствия!
