— С кем? С Первеевыми?
— Забудьте вы о них, — поморщился адвокат, — договариваться надо с людьми, от которых зависит принятие решения.
И, видя, что посетительница не понимает, начал объяснять:
— Судье взятку надо дать. Органам опеки опять же взятку. И взятки будут не маленькие, потому что все понимают, против кого вы боретесь. Первеев, конечно, может и без взятки решить. Но когда в один прекрасный момент кто-то из органов опеки почувствует в своей руке пачку сотенных, а судья в каждой руке по пачке, вопрос будет решен в вашу пользу.
— Всего за тридцать тысяч? — удивилась Сухомлинова. — А как я их предложу?
— Я беру эти хлопоты на себя. Прямо сейчас вы оформите со мной договор, оплатите первоначальные услуги, которые вам предоставит моя адвокатская контора. Мы составим претензионное письмо. Параллельно обговорю детали с органами опеки и с судьей. А потом будет вынесено решение. Но денежки вперед, как говорится.
— Тридцать тысяч! — не могла успокоиться Елизавета Петровна. — Что же я раньше не могла с вами встретиться. Всего тридцать тысяч рублей!
— Кто сказал «рублей»? — встрепенулся адвокат. — Тридцать тысяч долларов, разумеется. Десяточку в органы опеки, двадцаточку судье. Ну и мне пятерочку за содействие. Всего-то тридцать пять тысяч, не считая того, что заплатите в кассу официально. Но там не так уж много я прошу. Тысяч сорок — рубликов, разумеется, в кассу. Зато ваш внук вернется в объятия любящей бабушки.
Елизавета Петровна сидела, пораженная размерами взяток, которые она должна дать чиновникам.
— У меня нет таких денег, — прошептала она.
— Ну, на нет и суда нет, — улыбнулся адвокат. — Вы ступайте, подумайте лучше. Сегодняшнюю консультацию можете оплатить через кассу. Пять тысяч рублей. А по поводу основной суммы — решайте. Может, у вас дача есть, которая стоит таких денег, или домик в деревне?
— У меня ничего нет, — совсем тихо ответила Сухомлинова.
— Ну, тогда прощайте. Касса у выхода. Без оплаты консультации вас все равно не выпустят.
— Ну, что сидите? — снова улыбнулся Фарбер и показал рукой на потолок: — Там Бог, — потом показал на дверь, — а там порог. Не задерживайте меня, милочка. Сейчас ко мне по записи приедут солидные клиенты. А мне еще подготовиться надо — документики полистать. Только зря время у меня отняли. Кто же знал, что вы такой нищебродкой окажетесь.
Елизавета Петровна поднялась, но не направилась к двери, она шагнула к столу адвоката. Теперь ей было все равно, раз этот человек не желает ей помогать.
— Олег Борисович, — негромко произнесла она, — последний вопрос: куда мне пойти, если я знаю о преступлении, могу даже его доказать, однако преступление это совершил адвокат со связями.
— Перед законом все равны, — улыбнулся Фарбер. — А что за адвокат? Как фамилия — может, я его знаю?
— Очень известный. Проживает в доме, где я работаю консьержем. У нас есть еще один жилец — некий муниципальный чиновник Ананян, который приводит к себе несовершеннолетних мальчиков — практически детей. Мальчики остаются у него до утра. Что думают об этом их родители, я не знаю. Возможно, родители не в курсе. Может, они и вовсе из детских домов…
Улыбка сползла с лица адвоката, и румянец внезапно исчез.
— Установить личности детей не составляет труда, — продолжила Елизавета Петровна. — Есть записи с видеокамер. Потом с детьми поработают психологи…
— А при чем здесь я? — прошептал Фарбер.
— Может, и ни при чем, — согласилась Сухомлинова, — но тот адвокат, о котором я рассказываю, частенько захаживает к Ананяну, как раз в то время, когда в квартире находятся дети. И возвращается к себе только утром. Так что вы посоветуете?
Хозяин кабинета сидел бледный, вцепившись в подлокотники своего кресла. Он смотрел в сторону. Потом поднял голову на посетительницу.
— Вон! — прошептал он и повторил уже чуть громче: — Вон, грязная шантажистка! Я тебя привлеку за шантаж. Упеку надолго!
— Я у вас хоть копеечку попросила? Попросила только совета, и вы мне его дали бесплатно.
— Вон! — заорал Фарбер. — Вали отсюда. Можешь ничего не платить в кассу. Но ты ответишь за грязные инсинуации. Я тебя в тюрьме сгною!
Сухомлинова вышла в коридор, молодой человек вернул ей пальто — не подал, а почти швырнул на руки. Потом она прошла мимо кассы, дверь перед ней раскрылась сама собой, потом закрылась. Накрапывал нудный дождик. Елизавета Петровна сделала несколько шагов, свернула под какую-то низкую арочку, сквозь которую к станции метро спешили люди, отвернулась от взглядов этих людей к стене, закрыла лицо руками и заплакала.
Войдя в квартиру, тут же повернулась к зеркалу, чтобы проверить, не заметит ли дочь следы слез. Собственное лицо в зеркале показалось ей усталым, растерянным, но не опухшим. С кухни крикнула дочь, предупредившая, что ужин будет готов минут через десять.
— Я не хочу есть, — обычным голосом ответила Сухомлинова и направилась в маленькую гостиную их квартирки.
Подошла к столу, положила на него сумку, выдвинула стул и присела. Потом достала из сумки деньги и положила их на столешницу кучей. Так и сидела молча, думала о том, что произошло час назад в адвокатской конторе, куда она отправилась переполненная проснувшимися надеждами, а закончилось все так печально. Обидно было и то, что с самого начала Фарбер разговаривал с ней, как с последней дурочкой, а потом и вовсе оскорбил. Зря она, конечно, стала угрожать ему. Эти люди вряд ли чего-нибудь боятся. Она поймала себя на том, что подумала именно так — «эти люди», словно они другие, не такие, как большинство: как она, как ее Аня, как сменщицы с поста консьержа в элитном доме, где они обслуживают тех, кто считает себя достойными не здороваться с ними, тыкать и презирать.
Конечно, адвоката следовало бы наказать, но как? Отомстить, но как это сделать? К тому же месть — не самое действенное средство повысить свою самооценку: чтобы она ни сделала — все равно останется в глазах этих людей мелкой и ничтожной. Для чего она жила, училась, воспитывала дочь, терпела невзгоды? Чтобы умереть униженной и растоптанной, без всяких надежд увидеть украденного внука?
В комнату заскочила дочь и позвала ее ужинать. Аня увидела на столе деньги и замерла.
— Откуда столько? — спросила она тихо.
— Заработала, — ответила Елизавета Петровна, — не совсем честно, но законы не нарушила. Думала, что этого хватит на адвокатов, но куда там! Сегодня сходила к одному, но тот назвал такие несусветные суммы за решение нашего вопроса, какие нам никогда не заработать.
— Все адвокаты — пройдохи, — согласилась дочь.
— Остается одна надежда на Бережную, но если и там…
— Мама, она такая же, как и все люди ее круга. Богатая, успешная. Она в системе, наш мир не для бедных и честных, а для жирных, лживых и жадных.
