— А почему Пристенок? Что это означает?
— Была такая игра в незапамятные времена. Бросали монетку в стенку и гадали, орел или решка выпадет. Так у Пристенка в одной руке была монетка с двумя орлами, а в другой с двумя решками. Люди от него без штанов уходили. Но это по молодости он так развлекался, а потом в бандиты-налетчики записался. Под старость лет только угомонился, женился, и вот только что вы видели плод этого брака. Кстати, как он тут? Не бузит?
— Нет вроде. Даже здоровается иногда.
— А вообще у вас тут столько солидных людей обитает, что не знаешь даже, кого и подозревать. А ведь убийца точно отсюда. Да, я что приехал-то! — вспомнил Егоров. — Мне для приобщения к делу надо изъять записи с ваших камер на день убийства и за день до того.
— Я сама такие вещи не решаю. Вы дождитесь Михеева, сейчас только он может вам помочь.
— Записи нужны и с камеры подземного паркинга, — продолжил следователь. — А еще на всякий случай хочу проверить — у кого из жильцов есть долги по коммунальным платежам.
— А разве за это убивают? — не поверила Елизавета Петровна. — Ведь вы сами сказали, что здесь живут…
Она не успела договорить, как раздались сигналы переговорного устройства. На экране монитора был виден молодой человек, у ног которого стояли два больших чемодана.
— Вы к кому? — спросила Сухомлинова.
— Я — Дмитрий Тарасевич.
— В самый раз, — обрадовался майор юстиции, — у меня к нему тоже вопросы.
Сын Тарасевича вошел внутрь, поставил чемоданы у своих ног и заглянул в окошко. Один из чемоданов опрокинулся на пол, и по тому, как он упал без стука, можно было догадаться, что оба чемоданы пустые.
— Как бы мне в квартиру попасть? — поинтересовался он.
Сухомлинова достала из шкафчика с дубликатами ключ и, протягивая его, сказала, что это она ему звонила.
— А я — следователь Егоров, — тут же представился майор юстиции. — Веду это дело, и у меня к вам несколько вопросов.
— Я с дороги устал. В другой раз как-нибудь.
— Другого раза может и не быть. Вы же сами заинтересованы в скорейшем поиске убийцы. Да я и не задержу вас надолго и даже к вам подниматься не буду. Прямо здесь вы ответите на мои вопросы, а…
Майор юстиции посмотрел на Сухомлинову:
— Вы не могли бы в интересах следствия покинуть нас минут на десять-пятнадцать? На крылечке постойте, что ли.
Пришлось выходить и стоять какое-то время перед входом. Почти следом за ней на крыльце появилась помощница депутата Тамара Баранова, в коротеньком кожаном плащике, из-под которого не было видно юбки. Она покосилась на консьержку, осторожно на высоченных шпильках спустилась по ступенькам и остановилась шагах в пяти, словно дожидаясь кого-то. Затем дверь открылась, из дома быстро вышел Худайбергенов в спортивной куртке, которая плотно облегала его мощный торс. Он подхватил Баранову под руку и потащил в сторону.
— Я же сказал, что не сегодня, — долетел до Сухомлиновой его раздраженный голос, — все документы у меня в офисе. Да и то там немного. Через три дня еще получу, если…
Они свернули в подземный паркинг. Начал накрапывать дождик. Елизавета Петровна посмотрела на часы: десять минут уже истекли. Она вернулась в дом. В скворечнике майор юстиции внимательно слушал, а сын Тарасевича раздраженно говорил:
— Еще раз повторяю: нет у нас никаких родственников. У отца под Ростовом была двоюродная сестра, с которой он не общался лет тридцать. Она никак не может претендовать на наследство. Да и какое там наследство: только эта квартира, картины.
— Еще два счета в банках на общую сумму почти миллион рублей, автомобиль «Форд Фокус». Но вы сможете вступить в права наследования только через полгода, если не появятся другие претенденты. На машине можете ездить, но продать ее не сможете.
— Но картины я могу вывезти?
— Нет, — вступила в разговор Сухомлинова. — Для вывоза вам потребуется разрешение представителя Министерства культуры, но он вам его не даст, потому что картины представляют собой культурно-историческую ценность.
— Но там мазня, по большому счету. Вот если бы у отца был бы Малевич или Кандинский…
— И тем не менее.
Дмитрий с недоверием посмотрел на нее.
— Елизавета Петровна у нас искусствовед с большим опытом, — объяснил Егоров, — я сам, когда узнал, не поверил.
— Если хотите продать, то я, возможно, помогу найти покупателя, — предложила Сухомлинова.
— Было бы хорошо, — обрадовался сын Тарасевича, — но я ограничен по времени. Через четыре дня должен улететь. Похороню отца — и на следующий день обратно. А можно как-нибудь поскорее связаться с покупателем? Сами понимаете, похороны — дело недешевое.
Елизавета Петровна достала из сумки телефон и набрала номер бывшего сокурсника.
— Юрий Иванович, — сказала она, — я сейчас беседую с сыном Тарасевича. Он хочет продать все картины.
— Все мне не нужны. Возьму одну. Хотя, если посмотрю на остальные… Скажите ему, что вечерком загляну, а сейчас я спешу на важную встречу. Через пять минут мне выходить.
Сын Тарасевича напряженно прислушивался. Возможно, он даже слышал ответ Охотникова.
— Он сказал, что возьмет? — спросил Дмитрий.
— Он сказал, что посмотрит.
— Сколько мне просить за все? Вы, как искусствовед, должны знать. Вы, кстати, видели эти картины?
— Видела. Приблизительная их общая стоимость около двух миллионов рублей.
Входная дверь открылась, и на пороге появился Михеев. Он поздоровался со следователем, потом кивнул Елизавете Петровне, а молодого человека как будто не замечал вовсе.
— То есть я могу просить два миллиона? — продолжил разговор Дмитрий.
— Вряд ли вам их дадут.
— Простите, что вмешиваюсь в ваш разговор, — не удержался Михеев, — но тема настолько интересная…
— Это сын Александра Витальевича, — объяснил Егоров, — он только что сейчас прилетел. Хочет продать картины, которые висят в квартире покойного отца. Вы, кстати, искусством не интересуетесь?
— Я в живописи совсем ничего не понимаю. А вот квартиру, если вам она не нужна, помогу реализовать.
— Через полгода? — оживился сын Тарасевича. — Ведь есть закон о наследовании.
Михеев покосился на следователя, но ответил:
— Все решается. Мы с вами вместе сходим к нотариусу, который ведет наследные дела, и составим договор.
— А во сколько ее можно оценить?
— Зайдите в мой офис, который тут же, на первом этаже, и мы обсудим.
— Когда?
— Да хоть сейчас.
Дмитрий, подхватив пустые чемоданы, поспешил за Михеевым.
