— Ушлый молодой человек, — усмехнулся майор юстиции.
Донесся звук раздвигающихся дверей лифта, и через несколько мгновений к скворечнику подошел Охотников. Елизавета Петровна вышла ему навстречу.
— Так ты сегодня здесь целый день? — поинтересовался он, как будто не знал этого, и, не дожидаясь ответа, продолжил: — А где тот, который приехал?..
— Сын Александра Витальевича? — уточнила Сухомлинова. — Он с Михеевым договаривается о продаже квартиры.
— Ну ты это… — Юрий Иванович покосился на следователя. — Поговори с Михеевым, чтобы тебя скорее отпустили. А хочешь, я сам с ним побеседую. — И, не давая ей ответить, шепнул: — Но сыночка этого не упусти.
Охотников вышел из дома.
— Из какой он квартиры? — спросил Егоров.
— Из двадцать второй, — ответила она и, опережая следующий вопрос, продолжила: — С Тарасевичем он не конфликтовал.
Майор юстиции поднялся:
— Ладно, поеду я. С вами кашу не сваришь.
Кого он имел в виду, только ли Сухомлинову или всех жильцов этого элитного жилого комплекса?
— Напоследок сделаю вам предложение, от которого, как правило, никто не отказывается, — произнес майор негромко. — Вы, как я успел заметить, женщина очень наблюдательная, с хорошей памятью, образованная, с аналитическим складом ума. Не хотите ли поработать на государство?
— А что надо делать? — поинтересовалась Елизавета Петровна, начиная уже догадываться.
— Делать ничего особенно не придется. Вы будете заниматься тем, чем и сейчас. Сидеть на своем посту, но стараться запоминать все, что видите и слышите. А потом передавать мне. Небескорыстно, разумеется.
— Шпионить? — возмутилась Сухомлинова.
Егоров поморщился:
— При чем тут шпионаж. Вас же никто не заставляет родину предавать. Вы будете тайным агентом. У вас будет своя тайная жизнь.
— Никогда. Я и со своей не очень тайной жизнью управиться не могу, а вы еще это мне навязываете.
— Ну, как знаете, — не обиделся майор юстиции и внимательно посмотрел на нее. — Я вот о чем вдруг подумал, — вспомнил он, — у вас на посту дубликаты ключей от всех квартир хранятся. То есть любой из консьержей в любой момент, а может быть, и не только консьерж может ими воспользоваться. А в доме проживают не самые бедные люди. Как они могли доверить вам — незнакомым людям…
Он не договорил и начал смотреть на Сухомлинову так, словно она уже неоднократно пользовалась ключами от чужих квартир, в которых наверняка хранятся невероятные ценности.
— Таковы правила, — ответила она, — на случай если во время отсутствия хозяев в квартире прорвет трубу или случится пожар. Кроме того, в квартирах наверняка есть сигнализация и камеры.
— Ну это я к слову, — кивнул Егоров, — сами знаете, что в стране творится: никому и ни в чем нельзя доверять. Уж поверьте мне, как специалисту. И подумайте на досуге над моим предложением о сотрудничестве.
Оставшись одна, Елизавета Петровна включила телевизор, на экране которого шла передача, обучавшая пожилых людей модно и правильно одеваться. Ведущий — стареющий напомаженный мужчина в тунике и с шейным платком — улыбался, демонстрируя ослепительно-белые зубы.
— Старость — не приговор, — разглагольствовал он. — В старости можно быть в тренде, можно влюбляться и совершать глупости.
Сидящие в студии люди зааплодировали, как будто соглашаясь с тем, что глупости — самое важное в жизни.
Михеев с сыном Тарасевича подошли к лифту и о чем-то беседовали вполголоса. Потом кабина поехала вверх. Показался задумчивый Михеев.
— Обзвони консьержей. Скажи всем, что сегодня в шесть вечера можно получить зарплату.
Время тянулось медленно. Приходили и выходили жильцы.
По телевизору началась передача про несчастную пенсионерку, которая вышла замуж за африканского принца. Тот уехал на родину, чтобы предупредить родителей о своем счастье, но там простудился, подхватил лихорадку и умер, а пенсионерка теперь страдает и делится своими страданиями с телезрителями и людьми в студии, которые ей аплодируют.
Сухомлинова выключила телевизор и достала из сумки тетрадку.
… Жилец Пряжкин, кв. 51, разговаривая с кем-то по телефону, сказал, что в случае чего он сообщит Канцлеру, и тот поставит всех раком.
Елизавета Петровна быстро захлопнула тетрадку. Оглянулась по сторонам и быстро включила телевизор.
— …в постели такой деликатный! — произнесла с экрана убитая горем пенсионерка. — Если бы не проклятая лихорадка, я была бы счастлива до конца своих дней.
К шести вечера подошли три консьержки и стали ждать, когда их вызовет Михеев. Начался разговор, который тут же перешел на самую важную тему — убийство Тарасевича.
— За просто так не убивают, — начала Нина Николаевна, — поверьте мне. В доме, где я живу, один мужчина — с виду нормальный, не пьющий даже…
— Какой же он тогда нормальный? — удивилась Зинаида, отчество которой Сухомлинова не могла вспомнить, а может быть, не знала. — Где ты таких нормальных видела? Если мужик не выпивает иногда, то у него что-то на уме не то.
— Так, может быть, в этом все и дело, — догадалась Татьяна Павловна — бывшая школьная учительница, — давайте вместе подумаем, кто из жильцов не пьет.
— Так я не договорила, — начала злиться Нина Николаевна, — тот мужик из моего дома жену свою зарезал. Она ему, правда, изменяла налево-направо…
— И что, за это сразу убивать? — возмутилась Зинаида. — А насчет того, чтобы трезвенника здесь выявить — это хорошая мысль.
— Михеев совсем не пьет, — прошептала Нина Николаевна.
Все сразу притихли.
— Я сама видела, как он с Александром Витальевичем ругался, — вспомнила Татьяна Павловна, — то есть они по телефону спорили. Михеев ему говорил, что ты, мол, огребешь по полной, если сейчас же не приползешь в канцелярию…
«Канцелярия, — пронеслось в голове Сухомлиновой, и она вспомнила: — Канцлер! Неужели Канцлер — это Михеев?»
В офисе управляющего открылась дверь, через несколько секунд Михеев появился в проеме лестничной площадки.
— Заходите ко мне, только не скопом, а по одному. То есть по одной.
Сухомлинова в очереди на получение денег оказалась последней.
— Значит, так, — сказал ей Михеев, — у тебя за прошедший месяц переработка, так что всего десять смен по полторы за смену. Вот, получай свои пятнадцать тысяч и расписывайся.
Сухомлинова поставила подпись в ведомости, увидела сумму и удивилась:
— А тут указано — девятнадцать с половиной.
— Ну да, — не стал спорить Михеев, — у тебя недоплата за предшествующий период, — что же ты молчала? Бухгалтерия перерасчет сделала. Получай еще четыре с половиной. Видишь, как мы тебя ценим, а ты уходить намылилась. За тебя даже уважаемый жилец приходил просить.
