— Ты упомянула адвоката Фарбера. У тебя есть информация на него? А то я слышал разное.
— То, что он педофил?
— Типа того, но информация получена от человека… От женщины, которая явно не в себе. Свечку она не держала, а выводы делает. Я связывался по тому вопросу с людьми, которые занимаются подобными делами. Они сказали, чтобы привлечь известного адвоката со связями и деньгами, надо иметь стопроцентные доказательства, а у них на него ничего. Он не в разработке, на него не поступало жалоб, и никаких показаний по этому вопросу нет. Та ненормальная еще одну фамилию упоминала — одного госслужащего. Но у того вообще прекрасные характеристики. Если бы кто-то обвинил их обоих, предъявив соответствующие видеозаписи или записи телефонных переговоров… Нет, лучше четкое видео… Тогда можно будет что-то предпринять.
— Но, получив информацию о том, что в данный момент по такому-то адресу происходит конкретное преступление, твои знакомые специалисты должны среагировать немедленно.
— Да любой полицейский обязан. Если кто-то сообщит, что слышит крики, призывы о помощи, то ближайшая дежурная машина рванет туда. А в таком деле — ты сама понимаешь… У тебя все?
— Нет, но сейчас просто занята очень. В другой раз свяжемся, когда мне будет что тебе конкретно продемонстрировать.
Закончив разговор, Вера поняла, что звонок ей ничего не дал. Во-первых, Егоров никогда не поделится с ней информацией. Во-вторых, скорее всего, никакой стоящей информации у него нет.
Она по внутренней связи связалась с Окуневым.
— Чем занимаетесь?
— Да мы тут с Петей картинки смотрим. Накопали на невесту Филиппа Первеева. Теперь смотрим то, что она в свое время выкладывала на своей страничке.
— Бери дружка своего, и оба ко мне.
Когда они появились, то Вера едва смогла сдержать улыбку.
— Понимаю, — не обиделся Окунев, — все так нас воспринимают. Пат и Паташон. Один высокий, второй коротышка.
— Ты — не коротышка, — успокоил его Елагин, — у тебя рост сто семьдесят. Сталин был и того меньше, однако никто над ним не насмехался.
— За чем дело стало? — улыбнулся Окунев.
— У меня к тебе вопрос, Егорыч, — приступила к делу Бережная, — я слышала, что через компьютер можно наблюдать за пользователем, поэтому умные люди заклеивают глазок камеры скотчем. Так же можно наблюдать за человеком через смарт-телевизор.
— В принципе возможно, — согласился Окунев.
— Если мы не можем установить аппаратуру в доме и даже если это сделаем без санкции, то любая наша видеозапись не будет принята к сведению.
— Сами попадем под санкции, — согласился Елагин, — за незаконное вмешательство в частную жизнь.
— А если попробуем через смарт ТВ? Такое возможно?
— Нет, — покачал головой Егорыч, — невозможно это. Я же не знаю тип аппарата, его серийный номер.
— А если по адресу? В смысле, не по почтовому адресу, а по электронному, если вычислить почту, компьютер, если с этого компьютера выходили на…
— Я понял, — согласился Окунев, — если хоть раз абонент подключал свой компьютер к домашнему телевизору, то можно попытаться. Хотя гарантии никакой, что получится.
— У тебя-то не выйдет? — не поверила Бережная.
— Хорошо, я попытаюсь скачать специальные программы, которых в открытом доступе нет. Но если спецслужбы какой-нибудь страны используют их, то надежда остается. В любом случае мне понадобится не только электронный адрес клиента, но и почтовый, чтобы определить провайдера и узнать все соединения пользователя.
— Хорошо, давай попробуем… — Бережная протянула Окуневу листок с распечаткой адресов. — Вот номера квартир в доме по Тучкову переулку, дерзай, Егорыч.
Эта идея ей пришла в голову сразу после разговора со следователем Егоровым. Видеозапись суд может и не принять, но если дело касается половой неприкосновенности несовершеннолетних, то судья обязан это сделать.
Вообще, если можно через телевизор следить за кем-либо, то для частного детектива это золотое дно… Золотое, но все-таки дно.
Глава четвертая
Елизавета Петровна лежала в постели и наслаждалась если не спокойствием, то хотя бы тем, что спала эту ночь спокойно, без пробуждений и тревог. Тревоги, разумеется, никуда не делись, но они теперь не раздирали душу своими когтями. Но теперь появилась надежда, что скоро все изменится. А все и так уже меняется.
Даже Охотников через день после того, как сказал, что работать с ней не собирается, подошел и попросил прощения. Сказал, что просто нервы сдали. Он принес ей извинения, и она их приняла.
Теперь она не будет сидеть в стеклянной будке для консьержей — теперь она будет искусствоведом, сосредоточится на работе в аукционном доме «Гардарика». А то открывать дверь, спрашивать, кто пришел и к кому, следить по монитору, что происходит во внутреннем дворе, — утомляет. Работа пусть не тяжелая, но унизительная для человека с высшим искусствоведческим образованием. В «Гардарике» она готова работать хоть каждый день. Там все иное, хотя ее рабочее место тоже располагается за стеклянной стеной. Это не главное. Главное, хороший начальник — человек, с которым она училась когда-то и который никогда не предаст.
Вспомнив о единственной теперь работе, Елизавета Петровна посмотрела на часы: нужно спешить, надо еще успеть приготовить завтрак и поговорить с дочкой, обсудить все дальнейшие действия. Хотя что тут обсуждать? За них Бережная уже приняла решение, и Аня даже подписала договор с адвокатом.
Аня уже находилась на кухне и выглядела вполне спокойной.
— Я подумала, что сегодня мне надо самой сходить к Филиппу, поговорить с ним, сказать, что предстоит новый суд, что я уже обратилась к адвокату, а потому лучше было бы, чтобы он сам мне вернул ребенка без судов и огласки.
— Но ведь Бережная сказала, что адвокаты сами договорятся между собой.
— И когда это будет? А вдруг у меня и без них получится? Филипп ведь собирается жениться, зачем ему наш Федечка?
Зазвонил телефон. Сухомлинову вызывал Охотников. Интересно зачем, ведь до начала рабочего дня больше часа?
— Лизок, ты извини. Тут такое дело. Только что мне сообщили, что Аркадий Лазаревич вышел на работу. Я с ним связался, и он мне доказывает, что уже понедельник, десять утра, и сегодня его смена.
— Понимаю, тяжелый случай.
— Понятно, что надо в отношении его принимать непопулярное решение. Маразм крепчал, как говорится, но сегодня пусть он поработает, а ты отдохни, я компенсирую в любом случае.
Сидеть дома смысла не было — за это деньги не платят. Она позвонила на пост консьержей и поинтересовалась, кто сегодня дежурит. Ответила ей Зинаида.
— Да и мы сами теперь запутались — такая чехарда началась. Нина Николаевна говорит, что переутомилась, Татьяна Павловна сегодня не может, а я двое суток подряд горбатиться не хочу. Может, ты по старой памяти? Ты же еще числишься на работе.
