— Что-нибудь из похищенного удалось найти?
— Кое-что, но лишь незначительную часть, то, что барыге — скупщику краденого не удалось сбыть. Но дать показания этот скупщик не мог, его самого убили во время ограбления. В этом случае был свидетель, который видел во дворе пацанов лет двадцати — бритых наголо, по тогдашней моде. Примета не бог весть какая, но мы все же вычислили одного. Взяли его и почти раскололи.
— Как взяли, если не секрет?
— Просто. Он по дурости своей от подельников заныкал что-то по мелочи: старинные золотые часы «Мозер» с цепочкой. И пошел сдавать их в ломбард. А там были уже предупреждены, нажали сигнальную кнопку, приехали вохровцы и повязали. Передали нам. На допросе парень заявил, что «котлы» купил с рук у какого-то алкаша. Было ясно, что он врет. Предъявили ему, какой срок светит за убийство, а потом предложили сдать Канцлера. Был тогда такой персонаж, мы за ним охотились долго, но ни примет, ни мест обитания — ничего о нем не знали. Я присутствовал на допросе и сказал, что в худшем случае его осудят за кражу, потому что крови на нем нет, но только если сдаст Канцлера. Паренек клюнул на приманку и пообещал подумать. Отдельной камеры ему предоставить не могли, потому что тогда все «Кресты» были переполнены. Просто посадили в камеру своего человека: колоритного такого, в наколках. Чтобы тот обработал его и посоветовал пойти на сотрудничество. А для подстраховки и убедительности еще одного — незнакомого с первым. Утром наш подозреваемый был обнаружен мертвым — сокамерники сказали, что тот упал со шконки. А наш подсадной клялся, что всю ночь крепко спал и ничего не видел и не слышал. Тоже самое показали и другие сокамерники.
— На этом следствие остановилось?
— А что делать? И без того работы было выше крыши. А Канцлер в скором времени исчез: мы подозревали, что его сами же бандиты и ликвидировали за беспредел. Они приговорили его заочно на своем сходе как отморозка, потому что он не просто богатых граждан грабил, а тех, кто был под крышей крупных группировок и платил дань. Хотя подтверждение этой версии мы так и не поучили.
— Мне кажется, что он жив, только, как в компьютерной игре, перешел на другой уровень.
— То есть вы предполагаете, что он подался в чиновники или в депутаты?
— Предполагаю, потому что государство — самая надежная крыша. Если четверть века о нем ни слуху ни духу, то он за это время мог создать себе такую репутацию, что его уже школьникам в пример ставят.
— Это ваше предположение или известен какой-то факт?
— Предположение. Ведь ему сейчас лет пятьдесят или около того?
— Чуть меньше, я думаю. Потому что информации о нем не было вовсе. Считалось, что это совсем молодой парень, никому не известный, который набрал отморозков и начал лютовать. Известно точно, что он не только не был судим, но даже в поле зрения правоохранительных органов не попадал. А такие в преступной среде карьеру себе не сделают. Нужны две-три ходки по серьезным статьям и достойное, по воровским понятиям, поведение на зоне. Физическая сила само собой. Но его банда или, как модно тогда было говорить, бригада Канцлера была малочисленной, что и помогало избежать лишней болтовни. Помимо того, кто упал со шконки в камере, а он наверняка был причастен, было еще пять-шесть человек. Возможно, мы даже брали кого-то и не знали, что он под Канцлером.
— Фамилии Пряжкин, Михеев, Фарбер, Сопаткин, Ананян, Худайбергенов вам ничего не говорят?
— Ничего, кроме первой. Толя Напряг, если не ошибаюсь. Про других не слышал ничего. Слышал бы — запомнил, уж больно примечательные фамилии — даже погоняло не надо приклеивать. Впрочем, про Фарбера слышал, если это тот самый адвокат. Тогда совсем молоденьким был.
— Какая у вас память! — восхитилась Вера. — Как так возможно вообще?
— Тренировка, существуют специальные упражнения. Хотя порой подводит и она. Я знал все проходные дворы в центре, все сквозные подъезды. А недавно решил прогуляться по памятным местам — так везде шлагбаумы, будки, ворота, кодовые замки. Куда теперь уличному преступнику деваться, везде тупик. Вот потому-то все меньше и меньше становится уличной шпаны. Вся преступность уходит в киберпространство. Вот у меня со счета вдруг списали сто двадцать тысяч рублей. Прихожу в отделение банка, пишу заявление. Проходит месяц, вызывают меня, и какой-то хмырь из службы безопасности показывает мне размытую, распечатанную на плохом принтере фотографию, на которой некто в капюшоне, наброшенном на голову, стоит у банкомата.
— Мы провели расследование, — сообщает мне этот хмырь, — это вы сами со своей карты сняли сто двадцать тысяч, накрылись капюшоном, чтобы вас не могли опознать. Так что, дедушка, не надо нам впаривать, а то сейчас мы тебя привлечем за мошенничество.
Я, если честно, еле сдержался, чтобы по сусалам ему не засветить, и говорю вежливо:
— Родной ты мой честный человек, я в тот день был в Белоруссии, могу предъявить проездные документы: когда приехал в санаторий, когда убыл. Если ты мне дело шьешь, то тогда уж до конца иди. Если готов пойти на принцип, тогда стой до конца, который лично для тебя весьма плачевный будет… Я проведу экспертизу, которая покажет сразу рост и вес этого человечка на твоей черно-белой липе, его приблизительный возраст…
Вера поняла, что она влипла. Андрей Андреевич будет теперь делиться с ней всем произошедшим за все последние годы, и не только с ним самим.
— …Короче, вывели меня из банка тогда. Я, правда признаюсь, не сдержался и пообещал этим уродам, что их банк вылетит в трубу. И перевел еще для тупых, что «труба» на фене — это прямая кишка. Спасибо Ване Евдокимову — я ему позвонил, конечно. Через пару дней тот же самый хмырь привез мне деньги на дом с извинениями. Но я сказал ему: положи туда, где взял. Положи на счет плюс проценты по депозиту. А ты говоришь — уличная преступность.
— Я ничего не говорю, — улыбнулась Вера, — я слушаю вас внимательно. У меня даже мысль родилась. А не хотите по совместительству пойти к нам в консультанты? Вы своим опытом поделитесь, а мы своими наработками и новыми технологиями. Жалко, конечно, что феня ушла в прошлое! Такой был колоритный язык. А сейчас просто сердце оттаивает, когда кто-то рядом чирикает по-свойски.
Глава шестнадцатая
Она собиралась звонить Первееву-младшему, но позже — лучше, конечно, вечером, чтобы он мучился целый лень, чтобы переживал — получится у нее или нет. Но он позвонил сам.
— Верочка, как там наши дела?
— Ты по поводу второй объездной дороги? Навела справки про эту даму. Хотя она твоя ровесница, если даже не моложе. Говорят, даже симпатичная, но хваткая. Помочь может, как мне сказали. Единственно, что немного угнетает, по слухам, она тает, когда видит перед собой молодых и уверенных в себе бизнесменов. Понять ее можно: она не замужем, готова завести серьезные отношения, но как-то не складывается. Я думаю, этим можно воспользоваться. Я не очень цинична?
— Да что ты? Бизнес есть бизнес, хороши любые средства, тем более если они никому не во вред.
