— Слушаю, слушаю, — отозвался Первеев, словно Илона обращалась именно к нему. — Тварь такая! Кому ты чушь несешь, пургу гонишь, на сына моего наговариваешь, шадолба гнилая! Шваль подзаборная! Я и тебя, и твоего папашку в придачу наизнанку выверну.
Запись оборвалась.
Федор Степанович выдохнул и раскрыл видеофайл.
На мониторе появился зал какого-то заведения. Играла музыка. Камера показывала столик, за которым сидел Филипп с какой-то блондинкой в платьице, декольтированном настолько, что из него почти полностью вылезла грудь.
— А теперь о деле, — игривым тоном произнесла блондинка, — твоя фирма точно только твоя или есть еще владельцы?
— На самом деле эта фирма принадлежит моему отцу, — оскалился Филипп. — Но я от него избавлюсь.
— Избавляйся скорее, — посоветовала блондинка, — как можно скорее. В нашем деле старперы не нужны.
— Согласен, — кивнул Филипп и положил ладонь на ее руку.
Запись продолжалась, Федор Степанович уже не хотел смотреть, но не мог оторваться.
— Вот гнида, — прошептал он, — ведь для него старался. Какой подлец!
Он закрыл файл и открыл следующий, надеясь, что там будет какое-то объяснение. То, что он увидел на мониторе, вдавило Федора Степановича в кожаную спинку рабочего кресла. На экране шло самое настоящее жесткое порно. Обнаженная троица занималась любовью: двое мужчин и блондинка. Та самая блондинка, которая обсуждала с Филиппом его самого! Блондинка стонала, и огромная ее грудь тряслась, словно жила отдельной от владелицы жизнью. У Первеева внезапно пересохло в горле, вдруг он почувствовал то, что не испытывал уже очень давно.
Но камера приблизилась, и Федор Степанович поневоле закрыл глаза. Одним из этих мужчин был его сын. Первеев не смотрел на экран, но с какой-то ненавистью слушал вздохи, вскрики, чмоканья…
Потом все утихло, и голос Филиппа произнес:
— Ну что — перекурим?
— Ты же не куришь, сволочь, — не выдержал Федор Степанович, словно этим мог остановить сына.
— Давайте лучше коксика нюхнем, — предложила блондинка.
Первеев открыл глаза, чтобы удостовериться, что это не его сын. В конце концов, ладно — развлекается парень, но наркотики!
Но именно его сын первым наклонился над белой кучкой порошка, высыпанного на поверхность журнального столика, и вдохнул порошок через тонкую трубочку. Он отстранился и, закатывая глаза, выдохнул:
— Хорошо забирает. Давно такого чистого товара не пробовал, а то подсовывают все время какой-то разбодяженный.
— Дурак! — прошептал Федор Степанович и добавил: — Сволочь ты, Филя!
Следом порошок вдохнула блондинка. После чего произнесла:
— А дети у тебя есть?
— Я же говорил, что официально числится за мной один, — не своим голосом ответил Филипп. — Но это не мой ребенок: бывшая жена нагуляла.
— Так откажись. Да, и самое главное: с папашкой своим решай скорее, а потом вводи меня в состав совета директоров. Мы с тобой такие дела закрутим. Ну что, мальчики, продолжим!
— А-а-а-а! — не выдержал Федор Степанович.
Стремительно он поднялся с кресла, не зная, куда бежать и что делать. Схватил компьютер, поднял над головой, бросил на пол и стал топтать ногами.
На шум прибежала жена.
— Феденька! — в ужасе закричала она. — Что случилось?
— Что случилось?! — возмутился он, перекрикивая жену. — Она еще спрашивает! Я вам покажу совет директоров! Все! Немедленно! Завтра с утра рейс! Летим домой, берем Федьку, отдаем вну… Федьку отдаем Аньке. Пусть подавится. А Филиппу я голову оторву. Ты слышала — лично оторву!
Эпилог
Увидев подъехавший белый «Роллс-Ройс», Филипп рванул к нему. Машина остановилась. А за ней притормозил черный «Гелендваген» с телохранителями. К задней двери лимузина подскочил мощный телохранитель, открыл дверь. Сейчас из салона выйдет Вера, и он объяснит ей все, скажет, что все это недоразумение, стечение обстоятельств, его подставили.
И тут же он остановился как вкопанный, не понимая того, что происходит на его глазах. Тот же автомобиль и тот же финский номер, но только из салона вышла не Бережная, а невысокий человек лет тридцати пяти, в хорошем костюме и в дорогой обуви, но на голове у него была бейсболка с вышитой золотыми нитками эмблемой бейсбольного клуба. Странный человек, не обращая внимания на Первеева, протянул руку, помогая выбраться из машины молодой даме. На ней было вечернее платье, поверх него небрежно наброшенное горностаевое боа. Филипп заглядывал в салон автомобиля, надеясь увидать там Веру. Но ее в салоне машины не было. Вышедшая из «Роллс-Ройса» девушка в роскошном платье и боа взяла под руку своего спутника, и они направились к дверям клуба. Первеев, теряющий всякое понимание, стоял у них на пути. Он смотрел на шикарную даму, пораженный ее сходством с его бывшей женой.
— Любезный, — махнул рукой мужчина в бейсболке, словно отгоняя со своего пути муху.
Первеев шагнул в сторону и открыл рот, словно хотел что-то сказать, но потерял дар речи. Дама в боа и была его бывшей женой Аней. Он бы никогда не поверил в такое преображение, но вот же распухшая щека — след от его удара.
Он только смог разве что вымолвить:
— Э-э-э.
— Что э-э, — участливо обратился к нему странный человек, — я по четвергам не подаю.
Тут же к Первееву подошли два телохранителя и, взяв под руки, оторвали от земли и понесли куда-то в сторону.
— А где Вера? — успел крикнуть он.
— Какая Вера? — переспросил человек. — Бережная, что ли? Так я сказал ей, чтобы она сегодня в офисе поработала — уж больно много гулять стала. Тоже мне помощница!
— А-а-а-а! — завыл Филипп, понимая, что его обманули. Он по наивности, по дурости своей наивно поверил в крутую женщину, которая легко решает любые проблемы, а она, как выясняется, чья-то подчиненная? Помощница, референт, секретарша, офис-менеджер, которая воспользовалась машиной босса и посмеялась над ним, когда он готов был бросить к ее ногам все?
— Развели! — закричал он. — Гады! Отдайте все мое! Я же не знал.
— А другие мужчины знают, что женщин бить нельзя, — шепнул ему в самое ухо появившийся невесть откуда Петя Елагин.
Филипп дернулся от него, но телохранители страшного человека уже не поддерживали его, и потому он упал на мокрую и противную осеннюю листву.
Упал и смотрел, как Анька — такая шикарная — подходит к дверям клуба, где ей и ее спутнику, как самым дорогим гостям, кланяются секьюрити. Тут же закрутилось небо, деревья стали ссыпать на него желтые листья — мир перевернулся.
— Тебе жалко его? — удивился Окунев.
— Не знаю, но я довольна. Ребенок дома с бабушкой, а я с тобой. Спасибо вам. Главное, что у меня теперь есть друзья. Тебе спасибо.
