Я (чуть не плача): Ну я пойду…
Город (с деланным равнодушием): Иди, конечно… Стой! ТЫ КУДА?!
Я (почти сердито): Мне надо работать!
Город (обиженно): Ну и вали.
Я (нерешительно): Так я пойду?
Город (орет мне вслед, размахивая двумя переулками сразу): Зырь, чо у меня есть!
Я (останавливаюсь): А мне? А я?
Город (великодушно): Иди сюда, покажу.
Я: Щас!
Ненаписанные тексты (глазам своим не веря): КУДА, БЛИН?!
Я (строго): Туда, блин.
Ненаписанные тексты (в отчаянии): Мы же сами себя не напишем!
Я (добродушно): Цыц! Я делаю вам хорошего автора. Вы себя в зеркале вообще видели? Кто вас таких в здравом уме напишет, если не счастливый маньяк вроде меня?
Ненаписанные тексты: ЫЫЫЫЫЫЫЫЫ!
Город (нетерпеливо): Ну ты где?!
ЕЩЁ ДВА ЧАСА СПУСТЯ
Я (почти жалобно): Мне надо домой работать…
Ненаписанные тексты (мрачно): Не верим.
Город (с непритворным сочувствием): Я понимаю. Ладно, я тебя провожу.
Погода (внезапно утихомирившись, шепчет): Смотри, какая я бываю хорошая.
Я (сердито): Вот можешь же, когда хочешь! Где ты раньше такая хорошая была?
Город (с ещё более непритворным сочувствием): Может, ещё пару кругов по кварталу? Зырь, чо тут у меня!
Я (восхищённо): Ну ты даёшь!
Телефон в кармане: Хочешь кофе на Вокечю?
Город (невинно): Видишь, как удачно всё складывается.
Я (пишу в телефоне): Буду через четверть часа.
Ненаписанные тексты: ЫЫЫЫЫЫЫЫЫ!
Кошки (ворочаясь дома во сне): Мыыыяууу, бля!
Погода (шепчет): Ой, как всё у тебя хорошо сложилось! Ну, немножко весеннего дождя не повредит.
Город: А зырь, чо у меня тут такое.
Я: Офигеть!
Повторять каждый день до наступления апреля. В апреле подснежники заменить на дикие сливы, мокрый снег убрать, «два часа» заменить на «три».
Р
Расслабиться и получать удовольствие
– Ну и что мне делать с этими обстоятельствами? Расслабиться и получать удовольствие? Так я уже который год пытаюсь…
– Давай упростим задачу. Не расслабляйся. Расслабиться вообще очень трудно. На обучение расслаблению может уйти вся жизнь, и всё равно не факт, что получится. Поэтому просто получай удовольствие – сразу, не расслабляясь.
– Стиснуть зубы и получать удовольствие?
– Да!
Рождественская проповедь
– Человеческая немощь и тупость бесценны, потому что проросший через них дух – вечен и неистребим.
– Только для того и нужно человеческое, чтобы нам сквозь него прорасти. Никакого особого дополнительного смысла в нём нет (а что обычно кажется смыслом – просто побочка).
– По большому счёту, всё равно, как именно мы будем через всё вот это вот человеческое прорастать. Но по другому большому счёту не всё равно. Потому что рост, в котором нет радости – куда-то не туда рост.
– Так и быть, открою секрет. Он, конечно, тайна, которая сама себя бережёт, потому что или ты можешь ею воспользоваться, или нет. Но иногда между «уже, по идее, мог бы» и «знаю, что именно мне надо мочь» лежит вполне бездонная пропасть длиной в жизнь (и хорошо, когда только в одну). Секрет такой: чтобы прорасти из человеческого, над человеческим, надо ставить перед собой сверхчеловеческие задачи и выполнять их. Делать, не думать, не говорить. То есть подумать и поговорить не помешает, но если не делать, значит, болтали зря.
– Самая непосильная и одновременно любому доступная из сверхчеловеческих задач – изменить мир. Непосильная в том смысле, что радикально изменить мир целиком вообще никому не под силу. Доступная любому, потому что изменить малый фрагмент этого огромного целого действительно может любой. Мы и так постоянно меняем микроскопические фрагменты мира – каждым своим поступком, каждой мыслью, каждым вдохом и выдохом. Просто неосознанно, а «неосознанно» – это всегда деньги на ветер. Поэтому надо поставить перед собой конкретную задачу, сформулировать желаемый вектор перемен и действовать в соответствии с этим решением. Очень просто, на самом деле. Слишком просто, чтобы додуматься без подсказки. Поэтому я её вам даю.
– Когда человек ставит перед собой задачу изменить мир определённым образом (понятно, что вносимые перемены должны соответствовать его собственным, не навязанным со стороны представлениям о т. н. «лучшем») и начинает действовать, с ним происходят удивительные вещи, потому что в Небесной Канцелярии его сразу ставят на довольствие и выписывают паёк для сверхчеловеков. Офигенный, бесценный, сияющий паёк.
– Главное, не бояться, что нифига не получится, пайка не выдадут, а если и выдадут, вас потом накажут за неудачу – мама, карма, начальство, бог и злодейка-судьба. То есть, нет, бояться, конечно, можно (уж всяко лучше, чем врать себе, запихивая страх подальше, как бомбу на дно портфеля в надежде, что хорошо спрятанное не рванёт), просто надо учиться действовать, не учитывая интересов внутреннего трусла. Понимать его (трусла) место в нашей внутренней империи, помнить, что даже давая полезные практические советы, оно работает против нас. Страх – самый главный страж, поставленный надзирать за нами, чтобы никто никуда не пророс.
– Второе главное – помнить, что даже пять минут в сутки бесстрашных осмысленных действий во имя изменения мира по нашей воле (изменений, выходящих за рамки наших насущных бытовых интересов) – это охренительно много. За пять минут в сутки сияющий небесный паёк тоже дают.
С
Самое трудное
То, что происходит с подростком, можно условно назвать «первым прикосновением смерти»; «условно» – в том смысле, что оно довольно редко именно «прикосновение». Оно – удар, вернее, серия ударов, непрекращающееся избиение ощущением собственной смертности. Дело не в том, что подросток впервые об этом всерьёз задумывается (хотя некоторые – да), а в том, что он это явственно, достоверно чувствует и при этом почти ни хера не осознаёт. А когда сознание настолько развито, что осознаёт, это не особо помогает, потому что в этом возрасте мало у кого есть что противопоставить ощущению собственной смертности (мыслям о смерти ещё туда-сюда, можно придумать, а ощущению – нет), кроме ещё более острых ощущений, sex-drugs-rock’n’roll, их привлекательность в убедительной остроте, а не в чём-то ещё.
