Забыл упомянуть: она почти никогда не раздевалась полностью и с течением времени придавала этому все меньше значения. Если можно просто сдвинуть какой-нибудь предмет одежды, зачем его снимать? В большинстве случаев она вообще не хотела заниматься любовью, а только просила – говоря ее словами – «дать ей ногу» и терлась о нее всем телом или определенной частью тела, пока не достигала поставленной цели. Надо отдать ей должное: вначале она всегда спрашивала моего разрешения. Меня это сильно возбуждало, но мне самому не дозволялось предпринимать никаких действий, а иначе я получал выволочку. Моя роль сводилась к тому, чтобы лежать бревном, вытянув руки по бокам. Взамен я мог ожидать только великодушного разрешения взять ее ногу.
Подтекающий кухонный кран служил для нас единственным указанием на ход времени. Одна капля в точности повторяла другую, а вчерашний день можно было незаметно подменить сегодняшним или завтрашним. Но однажды утром произошла крошечная перемена: я без единого слова начал резать хлеб, а Эльза, пожав плечами, решила сварить кофе. Не убрав со стола, я занял ванную, а когда вышел, увидел застеленную кровать. Мы даже улыбнулись друг другу. Поскольку в тот день была моя очередь обихаживать кота, Эльза взяла на себя мою обязанность – уборку в кухне. А пока она была в ванной, я замочил фасоль, зная, что Эльза этого ожидает. Когда она вышла и это увидела, мы улыбнулись друг другу еще раз, то есть в общей сложности дважды до полудня – рекорд.
У кота, заметившего нечто новое, разгорелось природное любопытство. Он вспрыгнул на скамейку для дров и начал, опустив голову, принюхиваться, но подпалил себе усы – вонь была жутчайшая. Тут же примчалась Эльза, стерла черноту – и кошачьи усы зернышками легли ей на ладонь. Меня ждал очередной сюрприз: она не сказала, что в этом виноват я.
За обедом, вместо того чтобы уставиться каждому в свою тарелку и без аппетита поглощать еду, мы содержательно побеседовали. Я сказал, чтобы Эльза не тревожилась: Карлу, как и мне, усы были ни к чему. Это не так, ответила Эльза: кошке усы необходимы, как перш – эквилибристу. Меня это рассмешило, но она продолжила: нам, людям, для сохранения равновесия требуются не ноги, а уши. Я ответил: если это правда, то Карл сейчас ходил бы скособочившись или нарезая круги. Сам не знаю почему, но очень скоро мы уже смеялись до упаду, как дети. При взгляде на Карла, который ожидал угощения, гордо выставив длинные усы с одного бока и короткую щетину, как у стертой зубной щетки, с другого, мы взорвались новым приступом хохота и чуть не задохнулись, когда он неодобрительно покачал головой, повернулся к нам усатым боком и скрылся из виду. Тогда Эльза, по-прежнему хохоча, распахнула окна, и я, вместо того чтобы по привычке захлопнуть все рамы из боязни сквозняков, на сей раз не стал к ним прикасаться.
После обеда мы прилегли вздремнуть – и как будто впервые узнали друг друга. Это было сродни чуду: мы стали такими, как прежде, но из-за долгого отчуждения теперь забыли ненавидеть то, что когда-то любили. Было редкое удовольствие в том, чтобы лелеять новизну в той непринужденности, которая рождается только из длительного союза. Когда я прижал к себе Эльзу, теплый ветер унес прежние обиды и оживил наши души. За окном щебетала птица, и сон увлекал меня к пастельным небесам и нежным мелодиям.
Проснувшись, я не заметил потопа и опомнился лишь тогда, когда свесил ноги в воду, как в подкравшийся океанский прилив. Вода не отхлынула; напротив, она судорожно наступала, отвоевывая сантиметр за сантиметром. Вопреки здравому смыслу Эльза попыталась лечь в пластмассовое корытце, где я обычно хранил свои ремни, носки и прочее. Туда поместились ее торс и голова, тогда как ноги и одна рука торчали наружу, а вторая рука зажимала нос. Разбрызгиватель душа оказался под ней, шланг растрескался и начал фонтанировать тонкими струйками по всей длине. Вода прибывала и переливалась через край, волосы Эльзы колыхались на поверхности туда-сюда; в спальне влага уже ползла вверх по стенам.
– Сейчас соседи прибегут! Вставай! – закричал я, поднимая ее, голую и мокрую, на ноги и подталкивая к стенному шкафу. – Прячься!
Но в ней что-то изменилось: она хранила полную безмятежность. Немного постояла без движения, поискала мои глаза и устремила свой молящий, всеведущий взгляд к реальности. В этот миг я понял, что исправить ничего не смогу.
– Оставь свои фокусы, на них нет времени. Я с этим разберусь. Если услышишь голоса – замри! – внушал я, не желая признавать произошедшую в ней перемену, – мне было не до того.
Я затолкал ее под дребезжащие вешалки и придавил ей зад металлической дверцей.
После этого я выбежал на лестницу и увидел пререкающихся друг с другом соседей – каждый доказывал свою невиновность. Один мужчина, вступившийся за жену, повернулся к другому и заявил:
– Говорю вам, уважаемый, это не мы. Нас всех заливает сверху Бетцлер. Не иначе как надумал утопиться.
– Эй!
Заметив мое присутствие, они смешались.
– Вы собрали воду? – резко спросила фрау Кампен, тыча пальцем в потолок, откуда падали капли размером с морскую гальку.
Не успел я ответить, как они забегали с тряпками и ведрами, а затем ринулись наверх и, не обращая на меня внимания, ворвались в нашу квартиру; мне оставалось только броситься следом. И тут мне показалось, что это сон: посреди комнаты стоял стул, на котором в горделивой позе застыла Эльза, совершенно голая, с мокрыми волосами и необъятным бюстом, который спускался на толстый живот, покоившийся на объемистых ляжках (достаточно объемистых, чтобы скрыть самое позорное). Ладони лежали на круглых коленках, словно у примерной школьницы, и только пухлые розовые пальцы ног егозили, как десять новорожденных поросят. В ее позе была еще одна несуразность: Эльза повесила голову, как будто немножко стыдилась своего непослушания.
Оказавшись за спинами соседей, я не видел их лиц, но зато отчетливо видел лицо Эльзы и ее глаза, скользнувшие по незваным гостям. Я видел, как супруги Кампен резко отвернулись и зажали рты, чтобы не охнуть. У меня пересохли губы, горло пульсировало с каждым ударом сердца. Чтобы не терять больше ни секунды, соседи опустились на колени и принялись собирать воду придверными ковриками, избегая смотреть в сторону Эльзы. Тут в дверях появились Байеры, заслышавшие общую суету; они как будто явились на вечеринку, но очень скоро увидели то же, что и все. Эльза подняла глаза, чтобы встретиться с герром Байером тем особенным, понимающим взглядом, который возможен только между мужчиной и женщиной. Думаю, этот взгляд перехватила и фрау Байер, которая испепелила мужа яростью. Тем не менее герр Байер быстро сориентировался: с какой-то галантной небрежностью он сорвал с себя пиджак и с расстояния набросил на Эльзу. Пиджак неловко приземлился ей на плечи, прильнул, словно любовник без головы, к пышному бюсту, а после мягко сполз к ее ногам.
Женщины почти беспрерывно уничтожали меня брезгливыми взглядами. Мужчины, для виду изображая смущение, держались более сочувственно и знай себе махали тряпками, как будто этот потоп случился не по моей вине, а вследствие непреодолимых обстоятельств и сейчас остается только ликвидировать его сообща. Герр Байер заверил всех, что жизнь продолжается… никто не умер… страховая компания пришлет специалистов… Я понимал, что он действует всем на нервы и лучше бы ему прикусить язык.
