Таки соседушка все же лесбиянка…
Как это ни прискорбно, но я была права.
Что за поветрие такое?! Нет, я ничего не имею против меньшинств… пока они меня с определенными намерениями не касаются!
А с таким неприятным опытом как у меня, по любому, начнешь нехорошее видеть.
Тем временем рыжее извращение отодрало от себя блонди классическое и рыкнуло:
– Мила, тебе неясно было сказано?! Отстань от меня!
– Солнце, если это из-за того случая, то все не так как выглядело, – надула губки барышня, прижимаясь к Саше плотнее всеми изгибами затянутого в тонкое и короткое платье тела. Соблазнительными надо признать изгибами.
Поймав себя на такой мысли, я едва не перекрестилась!
– Мне плевать, как это выглядело, но решение уже принято, – грубо ответила рыжая, и, вдруг, подняла на меня темные зеленые глаза, тут же скривив губы в усмешке. – И вообще, вот моя новая пассия, знакомься! Это Светочка.
С этими словами рыжая поганка подошла ко мне и, отцепив от Данила, притянула к себе поближе, нагло сложив лапу на талию. Я стояла немеренно офигевшая. А уж когда Саша кинула Дану тихое:
– Я одолжу, лады? Потом сочтемся.
– Если Света не возражает, – спокойно ответил этот предатель.
– Света не будет возражать! – радостно пообещали ему в ответ и уже мне на ухо. – Согласишься – будешь спать спокойно.
– Да как ты смеешь, извраще-м-у-у-у-м-м-м, – замолчала я, как можно понять не по своей воле.
Меня, законченную натуралку, заткнули поцелуем!!!
– Как это новая?! – почти завизжала Милочка. – Сашенька… а я?
– А ты катись к Жене, – ласково посоветовали ей. – Откуда, собственно, вчера и вылезла.
– Но я же не специально!
– Да – да, тебя заставляли, – покивала Саша.
Я дернулась, намериваясь вырваться и высказать все, что думаю об этом спектакле, но не успела.
Рука соседской сволочи, переползла на стратегическое место между поясницей и попой и на ухо шепнули:
– Детка, играем до конца. А то мало того что затыкать так же стану, так еще и пощупаю для убедительности. И уже в таком «потасканном» виде верну Дану. Тебе оно надо? Одно дело, если тебя кто-то просто чмокнул в губки, а совсем другое то, что сейчас может последовать. Все поняла?
– Да, – процедила я, всеми силами стараясь не вспылить.
– Вот и умница, – моего виска коснулись легким поцелуем и посоветовали: – А теперь представь, что мы пингвины, Светик. Улыбаемся и машем, улыбаемся и машем!
– Др-р-рянь рыжая, – лучезарно улыбаясь, выдала я.
– Да хоть сволочь, – прижимая еще ближе к по-мужски твердому телу, также радостно ответили мне. – Потом сочтемся, малыш. А сейчас выручай.
Я скрипнула зубами и гневно уставилась на это… эту… да как же назвать-то?!
Блин и почему в наш век одежды унисекс так сложно с определениями. А тут еще и от девушки остались только тонкие черты лица, невысокий рост и длинные волосы. Плюс проколы.
В остальном – парень парнем! Даже пахнет не так как девушки.
Вот же гадство!
– Малышка стесняется публичного проявления чувств, – послышался над головой Сашкин голос. – Да, моя зайка?
– Разумеется… козочка, – поджав губы, выдала я.
– Она у меня такая шутница, – умильно сообщили мне… показательно так скользнув ладонью чуть ниже.
Я нервно сглотнула и попыталась мило улыбнуться.
– Конечно… сокровище.
– Обожаю, Светика, – заявило рыжее извращение, еще раз коснувшись кожи сухими теплыми губами.
– Стеснительная? – озадаченно спросила Милочка. – С каких это пор тебе такое нравится? Помнится, не было никаких возражений, когда мы прямо на набережной…
Договорить гламурное кисо не успело.
– Мила, а вот теперь мне такое нравится! – с нажимом заявило медноволосое проклятье, отступая за мою спину и притягивая меня теснее… к отсутствию груди.
– Да как ты… – голубые очи Милочки наполнились самыми что ни на есть настоящими слезками. Я даже зауважала! – Ты что меня бросаешь? Вернее, ты параллельно еще и с этой шваброй мутишь?
– Ну… почти, – созналась Александра и, чмокнув меня в щеку, оттолкнула обратно к Дану со словами. – Данил, брат, отгони мою девочку к ней домой, ладно?
– Как скажешь, – спокойно кивнул брюнет, ловя меня в объятия.
– А ты Милочка, пойдешь со мной, – это уже Саша, обращаясь к Миле. – Пойдем и поговорим о том, как нехорошо называть моих малышек швабрами. Я на такое и обидеться могу, знаешь ли…
– Сашенька… – пискнула брондинка отступая.
– Пойдем, пойдем… – ворковало рыжее извращение, утаскивая свой бывший гламур-классик. Но напоследок повернулось ко мне и, послав воздушный поцелуй, попрощалось: – Светик, зайка, мы еще обязательно увидимся!
– Да не дай бог! – искренно ответила я, все еще отходя после случившегося.
– Ну… не скажи, – и таким томным, неприличным тоном. – Жди меня ближе к ночи.
Я едва не выругалась. Грубо. Матом.
Парочка ненормальных извращенцев скрылась за углом, и я прямо посмотрела на Данила, который в данный момент вызывал у меня только чувство неистовой злобы. Я была обманута в ожиданиях и унижена. Да меня никто так не оскорблял, как эта медная тварь! Но Дан попустительствовал!!!
Я всеми силами старалась держать лицо. Полезла в сумку и, не глядя, выудила из кошелька купюру, которую выпустила из пальцев, и она спланировала на мостовую у наших ног.
После этого, любезно улыбаясь, сообщила:
– За угощение спасибо, но «девочка, отгонит себя домой самостоятельно».
Развернувшись, я неторопливо двинулась к выходу из Арт – плея. Теперь главное, чтобы шпилька не соскользнула с какого-нибудь округлого камня. Последнее, что сейчас нужно – это так же гордо, как и шла, растянуться на земле!
– Светлана, подожди!
Остановилась и вскинула руку. Не оборачиваясь, сказала:
– Данил, боюсь, если сейчас ты станешь настаивать на продолжении этого… диалога, то я все же проверю утверждения Ленки и одного панка Вовика. Отхожу тебя сумкой и посмотрю на результат. Боюсь, что синяки на твоем мужественном лике станут смотреться слишком…. креативно.
Я крутанула на указательном пальце ремешок сумочки и закончила свой пламенный монолог:
– Видишь ли, Данил… любой человек имеет чувство собственного достоинства. У кого-то оно в зачаточном состоянии, да и эмбриончик видать мутировавший. А вот у некоторых это свойство развивается нормально. И когда по нему так грубо топчутся, как сейчас ты и эта рыжая… дрянюшка, то становится очень нехорошо. Обуревают самые темные желания, знаешь ли…
