— Я не знаю, Лизон, — усмехнулся мужчина, — как мне сказали, так и говорю. И, значится, сиганула — и сразу к коню!
— Там и конь был?
— Да, Кита, я же говорю! На коня запрыгнула, и ка-а-ак даст деру! И мажордом пока из дому вышел — так ейный след и простыл! А потом герцог сверху ка-а-ак закричит!
— Что закричит? — На лицах девушек застыло одинаковое, любопытно-безмозглое выражение.
— Так закричит, мол, супруга пропала, в розыск ее! И по южному тракту сам, значится, с отрядом поехал.
Я прикусила губу. Вон оно, значит, как — сам разыскивает. Почему-то не ожидала такого от герцога — особенно учитывая его большую «любовь» к Орнессе. Ах да, одобренный богами брак… но тоже не вяжется.
Если я хоть немного разбираюсь в мужчинах — а я разбираюсь, — по моим прикидкам, нужна была ему Орнесса, как корове новое седло. И то, что он поехал разыскивать ее сам, вызвало у меня волну любопытства, которую не смогли погасить даже принесенные лично трактирщиком котлеты. Да и внушительный счет на почти целый золотой (комната на две ночи, ужин и информация) тоже не заставил отвлечься. Я даже скандалить не стала — не столько из жадности, сколько из желания не привлекать к себе лишнего внимания. Так, поторговалась для виду, сторговала два медяка и с видом оскорбленной невинности удалилась в собственные покои.
После водных процедур, занявших у меня немалое количество времени только потому, что я решила выполоскать волосы до скрипа, я с чистой совестью устроилась на мягкой перине и почти сразу же заснула.
Утро встретило меня гомоном птиц, ржанием лошадей и запахом свежего навоза. Вспомнив, что окна моей комнаты выходят прямиком на конюшню, я не стала долго рассиживаться и спрыгнула с постели. Ополоснув лицо, накинула свежую одежду и спустилась в общий зал. Завтракать не стала, и, хотя запахи с кухни доносились соблазнительные, я помнила о вчерашнем счете. Уточнив у трактирщика, как мне добраться до банка, выскочила на улицу.
Да, немного посвежело, и летний день вот-вот готовился разразиться дождем. Но это не помешало мне прийти в банк и внести на счет все деньги, полученные за вчерашний заказ, оставив себе десяток золотых. Далее мой путь лежал в одежную лавку, где за полтора серебряных я стала обладательницей двух длинных платьев приличной (как выразилась хозяйка) расцветки и кожаных ботинок на подковках, коими цокали по брусчатке горожанки. А после я намеревалась заняться поисками жилья.
Но — не судьба. Едва я вышла на улицу, разразился тот самый дождь. Пришлось брать извозчика и возвращаться в трактир.
— Госпожа, никак обложной дождик намечается, — приветливо встретил меня хозяин, а я только кивнула.
Сама вижу, что обложной, мать его! Пару дней так точно носа из дому надолго не высунешь — разве что на извозчика состояние потратишь. А я так не люблю; мне здесь так точно пару месяцев отсиживаться, и комнату надо выбрать приличную, и сад посмотреть, и с хозяином пообщаться. А в дождь… нет, я так не могу.
Пара месяцев. Именно на такой срок я вчера вечером решила остаться в Оорске. Ну а что? Город неплохой, люди вроде как вежливые, трактирщик опять-таки о новостях сообщил. Тем более здравый смысл подсказывал, что на тракт соваться ой как нежелательно. Особенно в одиночку. Особенно в ближайшее время.
Ну а осенью, когда обозы с провиантом в столицу пойдут, можно как раз и попроситься в нагрузку. На тракте опять же безопаснее — король выделяет лучшие отряды для зачистки и охраны главных дорог, да и людей не в пример больше — все перед заморозками едут, кто домой, кто, наоборот, к родственникам. Да и зима на море — это все-таки мечта.
Я невольно улыбнулась. Море я очень любила и, хотя в последний раз видела его, когда была ребенком, до сих пор помню эту синюю безбрежную гладь, увлекающую, зовущую в неведомые дали. Я не знала, что там, на другом берегу, но всегда верила, что там что-то есть — нечто такое же незабываемое, как и само море.
А затем… смерть родителей, Академия девиц и, наконец, суровая школа жизни. И ничего, и живу как-то, не жалуюсь. Некому просто. Да и не хочется.
Я поднялась в комнату и уселась на кровать. Дождь тихо стучал по крыше, навевая сон. Где-то мелькнула мысль, что нужно сходить и проведать Гори — мой друг может обидеться, если не проявить должного уважения, — но она была настолько неважной, настолько маленькой, что я отмела ее и прикрыла глаза, чувствуя под своей щекой мягкость подушки.
Когда я открыла глаза, было уже темно. Дождь не перестал, мало того, он припустил активнее и грохот в комнате стоял знатный. Потянувшись, я все-таки вынудила себя спуститься в зал, оплатить еще одну ночь и, выпросив у трактирщика зонтик, сходить к Гори.
Скармливая другу вытребованную на кухне морковку и кусочек сахара, я потрепала его по шее, сообщила о ближайших планах — в том числе и о том, что на пару месяцев мы остаемся в Оорске, — и вернулась обратно. Хозяин тут же поманил меня пальцем.
— Новая партия новостей, — склонившись ко мне, шепнул он.
— Сколько на этот раз? — Иллюзий в его бескорыстии я не испытывала и была немало удивлена, когда трактирщик замотал головой.
— Оплата единоразовая, — заявил он.
— Тогда давай новости, — сразу изменила свое о нем мнение я.
— Герцог вернулся в Оорск, — просветил меня Бир.
Мне немалых усилий стоило сдержаться и не вздрогнуть. Но удалось. Поставив себе высший балл за старание, я повернулась и смерила мужчину равнодушным взглядом.
— Супругу ищет, — хмыкнул тот, — днем заезжал в таверну с карточкой.
— И что за карточка? — поддержала разговор я.
— Щачло — во! — Трактирщик показал на себе, а затем обтер лицо ладонями и сдул воображаемое «щачло» куда-то в направлении камина. — Страшенная, как крот! И что он в ней нашел?
— Ну, мало ли. Вдруг любовь? — хмыкнула я.
— Да какая любовь? — В этот момент мне в голову пришла мысль, что Биру, видимо, просто не с кем поговорить, вот и отыгрывается на мне. — Наш хозяин вообще любить не приучен. Ну там лошадок или собак — эт да, души не чает. А вот людей…
— Понятно. — Я показательно зевнула. Увидев это, мужчина тут же засуетился и предложил отужинать. Вспомнив, что и сегодня я ничего с утра не ела, согласилась на вареную курицу с чесноком и вареные же клубни картофеля. Поковырялась вилкой без особого аппетита, но все-таки съела, запив это все дело стаканом клубничного компота — для разнообразия.
И отправилась в номер. Вроде как досыпать, но ненадолго задержалась перед зеркалом.
Волосы однозначно надо остричь. Темные пряди почти достигали талии, вызывая у меня жгучее желание раздобыть где-то ножницы. Решив завтра же разобраться с этим вопросом, я добралась до кровати, переоделась и плюхнулась, подобно кулю с сеном. Блаженно потянулась — кра-со-та!
Ночью я опять проснулась, ощущая странное, какое-то глухое раздражение, будто бьешься о невидимую стену, а дальше пройти не можешь. Пришлось вставать и ходить по комнате, глубоко дышать, поминая незлым тихим словом, мать его, гребаное полнолуние. И опять эмоция стихла, уступив место привычной сонливости.
