«Троцкий и Антанта радовались затягиванию переговоров… – пишет в своих воспоминаниях генерал Эрих Людендорф. – По радио он знакомил весь мир и главным образом германских рабочих со своими большевистскими идеями. Всякому не вполне слепому человеку становилось совершенно ясно, что цели большевиков сводятся к тому, чтобы возбудить у нас революцию, а следовательно, разгромить Германию…»
[54]
Но в тот раз Германия устояла. Командующий берлинским гарнизоном объявил город на осадном положении и потребовал от рабочих немедленно приступить к работе. К неподчинившимся пообещали применить законы военного времени, то есть расстрел. Твердость, проявленная руководством страны, спасла ситуацию. Во все города, где проходили стачки, ввели войска, однако от прямого подавления бастующих отказались, определив крайним сроком окончания безобразий 4 февраля 1918 года. Такая гибкость наряду с угрозой расстрела быстро привела к установлению порядка
[55]. В Австро-Венгрии власть оказалась более слабой и нерешительной. Почти одновременно с Германией, в ноябре 1917-го, по стране прокатилась волна митингов и антивоенных демонстраций. 14 января 1918 года забастовали рабочие военных заводов Будапешта. На следующий день их поддержали рабочие Вены. «Дурные вести из Вены и окрестностей, – запишет в свой дневник граф фон Чернин, – сильное забастовочное движение, вызываемое сокращением мучного пайка и вялым ходом брестских переговоров»
[56].
Следом за забастовкой, как под копирку, – создание рабочих Советов. 16 января 1918 года создан первый в стране, а через два дня – первый в столице, в Вене. Стачка продолжалась до 25 января, и в результате нее венское правительство пообещало руководителям социал-демократической партии не выдвигать в Бресте «аннексионистских претензий»
[57]. 1 февраля 1918 года вспыхнул уже настоящий военный бунт. Произошло это в порту Коор (Катаро) среди моряков австро-венгерской эскадры. Требования взбунтовавшихся моряков нам хорошо знакомы: мир «без аннексий и контрибуций». Есть и новшества. Да еще какие: самоопределение народов австрийской империи и образование демократических правительств!
[58] На самом деле – это свержение монархии и распад страны. Германская твердость и здесь спасает ситуацию: немецкие подводники подавляют мятеж.
А что же в странах Антанты? Откройте учебники истории, достаньте толстые монографии. Вы не увидите ни одного конкретного указания на беспорядки, стачки, выборы Советов рабочих депутатов и прочие признаки разложения в Англии и Франции в период с октября 1917-го по март 1918-го. Но не могут же авторы учебников совсем ничего не написать, поэтому в главе «Революционное движение в странах Антанты» вы просто прочитаете: «отмечался рост стачечного движения»
[59]. Ни цифр, ни дат, ни конкретных описаний баррикадных боев. Ничего. Почему?
Потому что социальный взрыв будет там, где его готовят, где на него выделяют огромные средства.
Крах государства будет там, где его противникам путем ежедневной пропаганды удается внушить населению антигосударственные воззрения.
Словно мыльный пузырь лопнет та империя, чья элита решит себе за благо «сдать» Родину в обмен на материальные блага.
Так погиб Советский Союз, так погибла Российская империя. Так же уйдут в небытие и Германская, Австро-Венгерская и Турецкая империи.
Но кроме собственного опыта есть у русских большевиков и четкая информация. От «друзей» из британской и французской разведок. Они часто посещают Ленина и Троцкого прямо в кабинетах, в кармане у них спецпропуска. Они расскажут большевистским лидерам, что планируется сделать в ближайшее время. И попросят время на переговорах потянуть, не спешить подписывать протоколы и договора. Сделаете, как просим, – не получит поддержки Добровольческая армия. Никому не поможем вас свергнуть, дорогие большевики. Если же наоборот, мир с немцами будет быстро заключен и перемирие (а с ним и полная неопределенность) не продлится, то мы вам, дорогие друзья, ничего обещать не можем. Такие узурпаторы, как вы, разогнавшие Учредительное собрание, долго не протянут. А когда вы будете свергнуты, то привычный путь эмиграции в Европу будет для вас надежно закрыт. Будет очень жаль, господа революционеры, но правительство Франции или Великобритании выдаст вас новому русскому руководству как мятежников и путчистов…
После таких встреч и едет в Брест-Литовск не дипломат Иоффе, а «затягиватель» Троцкий. Слишком велики ставки, поэтому Ленин посылает самого умного, самого талантливого. Единственного, кто знает все, – Троцкого. 27 декабря (9 января) начинается новый раунд переговоров. Теперь инициативу захватывают немцы. Прибывшая русская делегация невозмутимо приступает к своей основной задаче – тянуть время. Германцы объявляют недействительной декларацию большевиков, состоящую из шести пунктов, ту самую, на которой базировались первоначальные договоренности. Начинаются бесконечные препирательства по процедурным и организационным вопросам. Инициатива немцев начинает вязнуть и липнуть в паутине большевистской говорильни. Понимая, что с большевиками, возможно, договориться не удастся, немцы меняют вектор своей политики. Теперь большие надежды германцы возлагают не на сепаратный мир с Россией, а на сепаратный мир с ее частью – с Украиной. Именно из-за затягивания переговоров со стороны «германских шпионов» большевиков Берлин решает расчленить территорию России!
Какова реакция? Главный «удлинитель-затягиватель» товарищ Троцкий настолько покладист, что даже «не имеет никаких возражений против участия Украинской делегации в мирных переговорах». Никакого предлога для прерывания переговорного процесса немцы не получают. Любезный Лев Давыдович даже переходит в своих выступлениях на немецкий язык. И говорит, говорит, говорит. А его слова повторяют европейские, а особенно немецкие и австро-венгерские газеты. Их читают рабочие и служащие Берлина и Гамбурга, Будапешта и Вены. И бастуют, и требуют мира…
Еще пару месяцев таких переговоров – и от монархии в Германии не останется и мокрого места. Терпение Берлина начинает иссякать, сроки переброски немецких войск с Востока для начала наступления на Западе начинают потихоньку «гореть». Поэтому 18 (31) января 1918 года немцы просто положили на стол карту и попросили советскую делегацию с ней ознакомиться. На ней была прочерчена новая русская граница: Россия теряла 150 тыс. км2 своей территории. Троцкий предложил устроить десятидневный перерыв, «дабы дать возможность правительственным органам Российской Республики вынести свое окончательное решение по поводу предложенных нам условий мира». Немцы это предложение не принимают – просто потому, что от первоначально очерченного срока перемирия прошел еще один месяц. Дальше ждать им нельзя – можно сорвать свое наступление на Западном фронте. Надо срочно подписывать мир. Несмотря на несогласие немцев, Троцкий преспокойно уезжает к Ильичу в Москву.
