Моя жена впилась в него глазами. Ей казалось, что Задорожный спятил с ума.
– Слушайте, Задорожный, не говорите глупостей! Немцы находятся еще в тысяче верст от Крыма.
– Мне удалось сохранить в тайне от вас передвижение немецких войск. Немцы захватили Киев еще в прошлом месяце и с тех пор делали ежедневно на восток от 20 до 30 верст. Но, ради Бога, Ваше Императорское Высочество, не забывайте того, что я не причинил вам никаких ненужных страданий! Я исполнял только приказы!
Было бесконечно трогательно видеть, как этот великан дрожал при приближении немцев и молил меня о защите.
– Не волнуйтесь, Задорожный, – сказал я, похлопывая его по плечу. – Вы очень хорошо относились ко мне. Я против вас ничего не имею.
– А Их Высочества Великие князья Николай и Петр Николаевич?
Мы оба рассмеялись, и затем моя жена успокоила Задорожного, обещав, что ни один из старших Великих князей не будет на него жаловаться немцам»
[161].
Можно понять беспокойство Задорожного именно за свою судьбу. За весь отряд его комиссарское сердце не болит. Оттого он так обеспокоен своей судьбой, что, похоже, действительно является единственным большевиком в своем странном отряде. Того и гляди, не разобравшись, немцы, насмотревшиеся в Крыму на художества революционных матросов, возьмут и повесят. Ведь германские водолазы еще долго будут подымать из глубины трупы заживо утопленных офицеров, которые с камнями на ногах СТОЯЛИ жуткими рядами у берегов крымских городов…
Где вы видели большевистского комиссара, счастливого от осознания того, что Великие князья им довольны? Да комиссара не простого, а личного посланца Ильича. Но как раз поэтому Задорожный и может честно смотреть в глаза Ленину: он достойно выполнил свое задание. Прибытие же именно немецких войск нас смущать не должно – британских и французских войск просто поблизости нет и быть не может. Они появятся на Юге России лишь практически через год. Поэтому честь спасения Романовых возлагается на немцев. Благо почти все сидящие в Дюльбере – дальние или ближние родственники еще и… кайзера.
Дальше происходит чрезвычайно трогательная сцена. То ли Задорожный раскрывает перед пленниками карты, то ли Великий князь Александр Михайлович уже догадался, что за отряд его опекает. Поэтому вопреки всякой логике он просит у германских властей, чтобы именно эти люди и продолжали его охранять! Ведь именно Задорожный и его люди будут стоять за Великого князя насмерть. Таков их приказ, их тайная миссия. Немецкие командиры этого знать не могут и не должны, поэтому их изумлению от просьбы Романова нет пределов. Обратите внимание, что впервые за весь рассказ не автор этой книги, а сам Великий князь Александр Михайлович берет слово «революционные» в кавычки! Это его оговорка. По Фрейду.
«Ровно в семь часов в Дюльбер прибыл немецкий генерал. Я никогда не забуду его изумления, когда я попросил его оставить весь отряд «революционных» матросов, во главе с Задорожным, для охраны Дюльбера и Ай-Тодора. Он, вероятно, решил, что я сошел с ума. «Но ведь это же совершенно невозможно!» – воскликнул он по-немецки, по-видимому возмущенный этой нелогичностью. Неужели я не сознавал, что Император Вильгельм II и мой племянник Кронпринц никогда не простят ему его разрешения оставить на свободе и около родственников Его Величества этих «ужасных убийц»? Я должен был дать ему слово, что я специально напишу об этом его Шефам и беру всецело на свою ответственность эту «безумную идею». И даже после этого генерал продолжал бормотать что-то об «этих русских фантастах»»
[162].
Барон Врангель полностью подтверждает эти слова, с одной только разницей, что отказ от германской охраны оговаривает не Александр Михайлович, а Великий князь Николай Николаевич. Обусловлена столь странная привязанность к «революционным матросам» пикантностью ситуации, когда бывшего русского главнокомандующего не могут охранять германцы: «На следующий день по занятии Кореиза представители немецкого командования посетили Великого князя Николая Николаевича в имении Дюльбер, где находились все Члены Императорской Семьи. Великий князь Николай Николаевич через состоящего при Нем генерала барона Сталя передал прибывшим, что, если они желают видеть Его, как военнопленного, то Он, конечно, готов этому подчиниться; если же их приезд есть простой визит, то Он не находит возможным их принять. Приехавшие держали себя чрезвычайно вежливо, заявили, что вполне понимают то чувство, которое руководит Великим князем, и просили указать им, не могут ли быть чем-нибудь полезны. Они заявили, что Великий князь будет в полной безопасности и что немецкое командование примет меры к надежной Его охране. Барон Сталь, по поручению Великого князя, передал, что Великий князь ни в чем не нуждается и просит немецкую охрану не ставить, предпочитая охрану русскую, которую немцы и разрешили сформировать»
[163].
Бедный немецкий генерал – он так и останется в недоумении. Да и сам Врангель не обращает внимания на удивительную ситуацию, когда описанные им же матросы «с наглыми, зверскими лицами» показали себя с самой лучшей стороны в деле охраны столь высокопоставленных особ.
Однако давайте пожалеем и советских историков, которым надо было хоть как-то объяснить эти чудеса. Чтобы выполнить эту нелегкую задачу, они выбрали три способа.
Первый – самый простой, вообще ничего не объяснять, пропуская практически всю историю. Совсем недавно в Петербурге были перезахоронены останки вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Вопрос о том, как удалось ей выбраться из охваченной смутой России, обойти было нельзя. Так вот отовсюду звучала именно такая «куцая» версия: Романовы были арестованы и сосланы в Крым, там они жили под арестом, потом пришли немцы, и арестанты спаслись.
Второй метод тоже не блещет оригинальностью: все произошедшее списывается на непредсказуемость революционного времени. Мол, революция – это стихия, а значит, все возможно, все может случиться. Вот Николаю II не повезло, а пленникам Дюльбера удача улыбнулась. О том, что «удача» уж очень выборочна и хорошо организована, разумеется, ни слова.
Третий способ сокрытия истины по сравнению с первыми двумя более прогрессивен, но и он не выдерживает самой поверхностной критики. Он, как и два первых, рассчитан на тех, кто мемуаров Великого князя не читал, а если и читал, то ничего особенного в них не заметил. Объяснение в третьем случае такое: в Севастопольском Совете заседали летчики, выпускники летной школы, организованной ранее Великим князем Александром Михайловичем. Они, мол, и тянули резину пять месяцев, спасая Романовых. Недаром Задорожный, представляясь при самом своем первом появлении, говорит: «Я служил в 1916 году в вашей авиационной школе». Отсюда и строят свои выводы горе-историки.
