Хрущев хмурится.
— А если он передаст свою рукопись на Запад? — вкрадчиво поддакивает Суслову Андропов.
Черт, как не вовремя они начали грузить Никиту этим! Ничего Жуков не передаст, и мемуары у него будут очень корректные, ими вся страна зачитываться будет.
— Надо поручить товарищу Захарову как-нибудь образом заглянуть в бумаги маршала. Аккуратно! — решается Хрущев. Потом вдруг подозрительно на меня смотрит. Я делаю вид, что поглощен десертом.
Никита смотрит на часы — Так, товарищи, скоро начало сессии, давайте закругляться.
Чиновники заканчивают обед, начинают расходиться.
— Русин, я тебя запомнил. — Хрущев тыкает пальцем в меня — За гимн тебя Федин в Союз писателей примет.
— Уже принял, спасибо, Никита Сергеевич.
— Вот! Давай, старайся. Партия своих не забывает.
Я промокаю салфеткой рот, встаю.
— Алексей, погоди… — Брежнев тоже встает — Я тебя провожу.
Мы выходим в коридор, идем в сторону зала заседаний.
— Ты вот что — 2-й секретарь оборачивается, машет свите рукой, чтобы отстали — Идея с мемуарами мне понравилась. Есть в этом что-то… — Брежнев шевелит пальцами — правильное!
Ага, сработала ставка на тщеславность Ильича. Сколько в прошлой моей жизни пришлось зубрить с учениками эту Малую землю и Целину с Возрождением. А золотые звезды героя СССР? Не дай бог, ученик ошибется в их количестве!
— Как вообще такие мемуары готовятся?
— Очень просто. Я записываю ваши воспоминания, потом пишу от 1-го лица. Как будто вы — автор. Каждую новую главу сначала согласовываю с вами.
— А на обложке мое имя будет? — понижает голос Брежнев.
— Разумеется.
Мне кровь из носу надо попасть в ближний круг Леонида Ильича. Отстранение Семичастного вряд ли затормозит заговор. Слишком многие заинтересованы в том, чтобы скинуть Хрущева.
— Только…
— Ну, говори!
— Это большое дело, требует много времени, мне придется на время оставить всю остальную работу… — я притворно опускаю глаза. Брежневу нужна внятная мотивация. Намек на деньги — это ему понятно.
— Конечно, Алексей! По оплате договоримся, даже не сомневайся. Давай вот что… Сегодня и завтра тяжелые дни, приезжай ко мне на Ленинские горы послезавтра. Часикам к 6-ти вечера. Помощник заедет за тобой в 5-ть.
— Зачем заезжать? Я живу в общаге МГУ — это совсем рядом с вами. Пешком дойду.
— Ну, тогда запоминай адрес. Ленинские горы, Воробьевское шоссе, дом 11.
Мы жмем друг другу руки, и уже помощник Ильича проводит меня за кулисы Дворца съездов.
* * *
Сам доклад происходит буднично. Сначала на трибуне потея, выступает по бумажке какой-то шахтер. Потом доярка — передовичка. Наконец, приглашают меня. Зал смотрит с интересом, но депутаты явно устали, кое-кто даже зевает, прикрывая рот рукой. Из первого ряда мне неожиданно подмигивает Гагарин. Я ему тепло улыбаюсь в ответ и начинаю свой спич. Доклад длится около получаса, хлопают вяло, без искры. Народ после обеда разморило, да и сами выступления — скучный официоз.
Мой же "номер" исполнен. Я сижу в зале, жду окончания заседания. В 5 часов звучит гимн СССР без слов и все начинают расходиться. В фойе меня «ловит» наш первый космонавт.
— Алексей, ты куда пропал? — интересуется Гагарин, отводя меня в тот же самый угол, что и Мезенцев чуть ранее. За нами устремляется сразу несколько делегатов, но Юрий их вежливо осаживает укоризненным: «Товарищи!!».
— Прямо сил нет — тяжело вздыхает Гагарин — День и ночь просят автографы, уговаривают выступить на предприятиях… А после выступления — обязательно застолье, со спиртным. Мне даже специальную рюмку сделали, с высоким дном.
— Чтобы пить меньше? — догадываюсь я.
— Точно!
— Да, я никуда не пропал. Сессия была сначала. А еще работать в Известия вышел.
— Ребята звонили пригласить тебя к нам в Звездный городок. Стихи почитать. Но в общаге сказали, что тебя нет на месте.
— Ну, теперь я вот, появился. Готов хоть в Звездный, хоть в сразу космос.
Гагарин улыбается и все вокруг тоже улыбаются.
— Короче. Ждем тебя в нашем ДК 25-го, в субботу. Пропуск на тебя закажем. Будут Рождественский, Вознесенский… Приедешь?
— Конечно, Юра!
Жму руку 1-му космонавту, легкой походкой иду к выходу. К Гагарину тут же устремляется сразу толпа народа. Сочувствую — народная любовь она такая…
* * *
Мой же рабочий день только начинается. Еду в Известия. Все сотрудники еще на месте, приветливо мне кивают.
— Ну как тебе, старичок, эта говорильня? — интересуется зашедший в наш общий кабинет Седов.
Нет, все-таки он наглый. И безбашенный. Да, Известия — оплот либерализма, и журналисты многое себя позволяют. Но зачем вот так, при всех ерничать?
— Мне все понравилось. — пожимаю плечами я — С Хрущевым познакомился.
— Да ладно!
Все «репортажники» оборачиваются ко мне, Герман неверяще качает головой.
— Поблагодарил за гимн. Я там чуток Михалкова переделал. Теперь гимн со словами исполняться будет.
В кабинете воцаряется полная тишина. Народ таращит на меня глаза.
— Врешь! — первым в себя приходит Седов.
— Герман, писатели не врут, а сочиняют. Но в данном конкретном случае я говорю чистую правду.
— Дашь интервью. Мне — решается начальник отдела — Лично пойду к Аджубею и пробью. Наш сотрудник гимн переписал. Это же бомба!
— Можно тебя на пару слов? — я киваю в сторону двери. Мы выходим в коридор и я, помявшись, прошу дать мне на день тот диктофон, с которым Седов был на линейке в школе.
— Зачем? — интересуется начальник.
— Понимаешь, я тут Брежневу мемуары подрядился написать…
— Старик, ты меня в гроб вогнать хочешь?? Сначала гимн Хрущеву, теперь мемуары Брежневу? А что потом? Устроишь концерт в космосе?
— А что… Это идея. С Гагариным я знаком…
Принимаю пафосную позу, вытягиваю руку вперед:
В глубины бесконечной дали,
Что мы Вселенною зовём,
Галактик звёздные спирали
Плывут, в величии своём.
Мы смеемся, и атмосфера слегка разряжается.
— Дам, конечно. Но тебе чистые кассеты понадобятся. Там только 45 минут помещается.
— Как-нибудь разберусь — я устало тру глаза, которые так и норовят закрыться.
— Загнал ты себя, старичок — резюмирует Седов — И у нас задницу рвешь, и в своем Метеорите.
