Информация о намерениях Токио выступить в качестве посредника поступила к Шелленбергу еще осенью 1941 года. Тогда японцы предсказывали, что сибирских частей и других пополнений хватит СССР для того, чтобы не только остановить наступление вермахта на центральном участке фронта, но и перейти в наступление. Контрнаступление советских войск под Москвой в начале зимы 1941 года показало, насколько такая оценка ситуации была правильной.
В Токио полагали, что к концу 1942 года, после завершения эвакуации оборонных предприятий, в Советском Союзе значительно увеличатся объемы производства. Летом того же года, когда японцы впервые по разведывательным каналам предложили, наконец, свои услуги немцам, Красная Армия полностью возместила потери первого года войны путем грамотной организации набора и подготовки пополнений, а на оккупированной территории развернулось широкое партизанское движение.
Германия же, по мнению Токио, выдыхается и неизвестно, в состоянии ли она будет вообще на мощные удары до открытия союзниками на Западе второго фронта, с которым те пока тянут. Именно этот момент, когда СССР еще не до конца развернул свою военную машину, а Вашингтон и Лондон медлят, преследуя свои цели, является идеальным, чтобы попробовать договориться со Сталиным.
К тому времени сомнения относительно возможности победы на Востоке стали испытывать в Германии многие из числа в достаточной мере осведомленных людей. Примечательно, что предварительную информацию о намерениях японцев согласился по просьбе Шелленберга довести до Гитлера ни кто иной как Гейдрих, заинтересовавшийся представившейся возможностью. Таким образом, когда в начале апреля 1942 года представители военно-морского флота Страны восходящего солнца обратились с соответствующим предложением к немецкому военно-морскому атташе в Токио, фюрер был уже в курсе происходящего. Именно здесь на пути у СД-заграница, Гейдриха и других заинтересованных лиц встал министр иностранных дел Риббентроп, сумевший убедить Гитлера в нецелесообразности соглашения с СССР. Токио был передан официальный отказ в посреднических услугах.
Риббентроп и позже препятствовал всем попыткам немецкой спецслужбы договориться о заключении мира с Москвой или союзниками. Его позиция здесь оставалась неизменной. Даже неудачи на Восточном фронте, в Африке, высадка союзников на Сицилии не смогли поколебать его уверенность в необходимости продолжения войны.
В июне, спустя всего полтора месяца после первого отказа Берлина, японцы предприняли новую попытку связаться с Гитлером, действуя теперь по линии военных и стараясь обойти немецкий МИД. Риббентропу, впрочем, вновь стало обо всем известно, и он, вызвав к себе японского посла в Германии, сообщил дипломату о предпринимаемых японским генштабом посреднических попытках. В Токио увидели в этом заявлении очередной официальный отказ.
Впрочем, своих попыток тихоокеанские союзники Берлина так и не оставили. В 1943 году, после поражения вермахта под Сталинградом, к немецкому руководству обратился уже непосредственно министр иностранных дел Японии Сигимицу, вновь заговоривший о возможном мире между Германией и СССР. Гитлер, однако, и на этот раз отмахнулся. В 1944 году в рейх на подводной лодке прибыл контр-адмирал императорского военно-морского флота Коджима, в последний раз прозондировавший возможность немецко-советских переговоров. Он так и вернулся на родину ни с чем.
СД предпринимало и другие попытки убедить фюрера в необходимости заключения мира. Так, в августе 1942 года, когда на берегах Волги началась грандиозная битва, а советское руководство тщетно добивалось от США и Великобритании открытия в Европе второго фронта, Шелленберг попытался привлечь в качестве лоббиста Гиммлера. Именно он, по мнению разведчика, смог бы при желании противостоять таким влиятельным противникам подобных соглашений, как Риббентроп и Борман.
Разговор между Шелленбергом и шефом СС состоялся в начале августа 1942 года. Разведчик искусно подвел Гиммлера к мысли о необходимости серьезно обдумать возможность мира на Западе или Востоке. Рейхсфюрер, изначально воспринявший идею в штыки, все же согласился с доводами Шелленберга. Было решено прозондировать почву в Великобритании. Главным фактором, который показал бы серьезность намерений немцев и восстановил к ним доверие, пошатнувшееся после «инцидента в Венло», стала бы отставка известного англофоба и противника мирных переговоров Риббентропа. Гиммлер обещал употребить все свое влияние на фюрера и добиться отстранения министра иностранных дел до конца года.
Чтобы шеф СС не поддался на влияние самого Гитлера, Шелленберг привлек на свою сторону личного врача Гиммлера Феликса Керстена, которому тот беспредельно доверял.
В конце лета глава СД-заграница, согласно договоренности с рейсфюрером, установил контакты с Западом через генерального консула Великобритании в Швейцарии Кейбла, зондируя возможность заключения с союзниками соглашения о скорейшем подписании перемирия. Английский дипломат получил от Черчилля полномочия на ведение подобных неофициальных переговоров. Кейбл был даже готов сам прилететь для этого в Германию при соблюдении, конечно, определенных требований безопасности. И это при том, что дело ему предстояло иметь с тем же самым человеком, который несколькими годами ранее похитил в Голландии двух офицеров Сикрет Сервис, что само по себе говорит о степени заинтересованности Лондона в заключении с Берлином соглашения.
Шелленберг вновь пошел к Гиммлеру, чтобы убедиться — дело движется, их договоренности в силе. Однако того лихорадило, он вновь поддался обаянию Гитлера и не помышлял о каких-то действиях, шедших вразрез с позицией фюрера. Гиммлер предложил обсудить все ни с кем иным, как с Риббентропом, которого на предыдущей встрече с разведчиком обещал «свалить». Шелленберг, допускавший, впрочем, такой вариант развития событий, все же был очень расстроен. Кейбла проинформировали об изменившейся позиции Гиммлера, и контакты с англичанами на этом этапе прекратились. История уже быльем поросла, когда о ней стало известно Риббентропу, а через него и Гитлеру. Фюрер воспринял ее резко отрицательно и лично запретил «зарубежной разведке раз и навсегда устанавливать подобного рода связи с гражданами враждебных государств».
Контакты, впрочем, продолжались. Гиммлер дал согласие на переговоры с англичанами, используя своеобразный буфер в виде представителей нейтральных государств. Шелленберг был доволен и тем, что рейхсфюрер хотя бы не отказался от самой идеи с заключением перемирия в принципе.
Примечательно, что под воздействием ситуации на фронте, менялось и мнение относительно перспектив Германии в войне и у казалось бы ярых противников коммунизма вообще, и Советского Союза в частности. Одним из них был ни кто иной, как шеф другой немецкой спецслужбы — гестапо — Мюллер. Ярый антикоммунист, боровшийся с «красной угрозой» еще с начала 20-х годов, к концу 1942 года стал рассматривать левые идеи как наиболее здравые на фоне «разлагающегося Запада», о чем и поведал в приватной беседе с Шелленбергом. Впрочем, сам глава, шеф государственной полиции, никаких переговоров с союзниками или СССР не вел, а в самом конце войны, весной 1945 года, просто пропал. Его след, несмотря на приложенные победителями титанические усилия, так и не смогли найти. Версий того, что же случилось с главным гестаповцем, было множество: перешел на сторону Советского Союза и тайно там работал; сумел сбежать в Южную Америку, где спокойно и умер от старости; погиб в Берлине в ходе штурма столицы рейха советскими войсками. У защитников каждой из них были свои аргументы в пользу правдивости именно их точки зрения. Так или иначе, Мюллер исчез, и его судьба так и осталась тайной.
