«Эмигранты считают, что им придется встретиться с огромными трудностями и даже судебным преследованием со стороны российского правительства по причине проезда через вражескую территорию. Поэтому им очень важно иметь право утверждать, что они не общались в Германии ни с одним немцем. Важно также, чтобы немецкая пресса не касалась этого дела до того времени, пока о нем не заговорят за границей. Следует воздерживаться от каких бы то ни было комментариев, и особенно от намеков на заинтересованность Германии, что могло бы компрометировать эмигрантов».
Казалось бы, все необходимые меры предосторожности были приняты, но каким-то странным образом об отъезде Ленина и его сторонников узнала вся русская эмиграция. Поэтому на вокзале было самое настоящее столпотворение. Одни пришли с цветами и пели революционные песни. Другие, не скрывая слез, рыдали, будто провожали друзей на верную смерть. Третьи, размахивая палками и грозя кулаками, обзывали отъезжающих изменниками, предателями и врагами России. Они колотили по вагону и готовы были выбить стекла.
Наконец поезд тронулся, и все пассажиры облегченно вздохнули.
Один лишь Платтен был по-прежнему озабочен и хмуро просматривал какие-то бумаги. Дело в том, что в последний момент по требованию германской стороны ему пришлось заставить всех пассажиров расписаться в документе под названием «Подписка участников проезда через Германию». По большому счету, эта «Подписка» бы не чем иным, как подтверждением того, что никакой защиты находящиеся в вагоне люди не имеют и что ответственность за свою дальнейшую судьбу несут они сами. Вот он, текст этого поразительного документа.
«Подтверждаю:
1. Что мне были сообщены условия, выработанные Платтеном и Германским посольством.
2. Что Платтеном моя поездка гарантирована только до Стокгольма.
3. Что я извещен о сообщении, что Временное правительство грозит отнестись к лицам, проезжающим через Германию, как к государственным изменникам».
Далее следовали подписи, причем весьма любопытные. Скажем, Владимир Ульянов подписался своим партийным псевдонимом – Ленин, и это, в принципе, естественно. А вот его жена Надежда Крупская, видимо, в первый и в последний раз в жизни тоже подписалась как Н. Ленина. Седьмой в списке идет Инесса Арманд. О ней разговор особый, и он еще впереди. Григорий Зиновьев идет под партийным псевдонимом, а вот его жена под его подлинной фамилией – Радомысльская. Григорий Бриллиант, который в партии известен как Сокольников, написал свою подлинную фамилию.
Всего в списке 30 фамилий, а ехало, как известно, 32 человека. Вне списка были Фриц Платтен и Карл Радек (Собельсон), так как первый был гражданином Швейцарии, а второй имел австрийский паспорт.
Этот список заслуживает того, чтобы рассмотреть его подробнее – уж очень по-разному сложились судьбы этих людей. У одних – благополучно, у других – трагично. Но разговор об этом – впереди.
А пока что они веселятся, поют под стук колес песни, играют в карты, незлобиво подшучивают друг над другом, что-то пьют, что-то едят… Впереди у них целая жизнь, и никто не знает, какая. Никто не знает, кто кого предаст, кто кому станет врагом, а кто будет верен до гроба. Но сегодня они вместе, сегодня они думают об одном: быстрее бы добраться до России и заняться тем, чему посвятили жизнь, – социалистической революцией, которая народы России сделает счастливыми, а страну – могучей, сильной и процветающей.
Когда пересекали швейцарско-германскую границу, произошел забавный конфуз. Таможенники, которых, видимо, не предупредили, что за люди едут в вагоне, устроили такую тщательную проверку личных вещей и багажа эмигрантов, что пассажиры не на шутку разволновались. Брезгливо копаясь в узлах, подушках и одеялах, которые революционеры везли с собой, таможенники торжествующе выуживали оттуда плитки шоколада, конфеты, мармелад и другие сладости. На робкие протесты они не обращали внимания и, злорадно усмехаясь, еще и поучали:
– Швейцарские подушки, равно как одеяла, простыни и наволочки, везите, ладно уж, не разоримся. А вот шоколад нельзя! Шоколад, конфеты, мармелад и сахар – стратегическое сырье, такое же, как, скажем, порох, свинец или бензин. По большому счету, мы должны вас оштрафовать, а то и задержать, но на первый раз, так уж и быть, ограничимся конфискацией незадекларированного товара.
И вот наконец Германия. В пограничном городке Готмадингене под парами стоял на первый взгляд обычный поезд, но на самом деле он был, без всякого преувеличения, поездом особого назначения. Политэмигрантов разместили в вагоне типа «микст», проще говоря, он был наполовину жестким, наполовину мягким. В соответствии с договоренностью, три двери были закрыты на ключ. Никаких пломб на них не было. Четвертая была не заперта, но выходить на остановках никто из пассажиров не имел права. За этим следили два немецких офицера, которые по поручению Генштаба сопровождали эмигрантов. Один из них, ротмистр фон Планиц, говорил по-русски, но когда он вышел из купе, чтобы пообщаться с кем-нибудь из пассажиров, на его пути вырос непреклонный Платтен. Он достал из кармана кусок мела, провел на полу жирную черту и, холодно сверкая глазами, заявил:
– Считайте эту линию не меловой, а государственной границей между Германией и Россией. Вздумаете нарушить, будете иметь дело со мной!
Дисциплинированные немецкие офицеры понимающе кивнули и попыток нарушить границу больше не делали.
На остановках политэмигранты смирно сидели на своих местах и даже отодвигались подальше от окон, чтобы, не дай бог, не спровоцировать кого-нибудь из прогуливающихся по перрону на никому не нужный контакт, который может иметь непредсказуемые последствия. Но Платтен имел право пользоваться четвертой, незапертой дверью, и на перрон выходил: то чтобы купить газеты, то просто прогуляться и заодно посмотреть, не затевают ли немцы какой-нибудь провокации. Точно так же он вышел из поезда во Франкфурте, выпил кружку пива и вдруг увидел, как кто-то из его подопечных, прильнув к оконному стеклу, чуть ли не глотает слюну, глядя, как Платтен наслаждается пенным напитком. И тут ему стало так стыдно, что он решил немедленно исправить ошибку. Зная, что у немецких солдат проблемы с куревом, а сам он на всякий случай всегда имел при себе пачку сигарет, Платтен подошел к группе солдат, поговорил о том, о сем, предложил закурить, потом махнул рукой и отдал им всю пачку. Солдаты рассыпались в словах благодарности, а Платтен, воспользовавшись сложившейся ситуацией, как бы извиняясь, сказал:
– Камераден, зольдатен, друзья! Не могли бы вы меня выручить?
– Что, надо кого-нибудь поколотить? – хохотнули солдаты. – Это мы с удовольствием, покажите только кого.
– Договорились, – улыбнулся Платтен. – Я на вас рассчитываю. Но это мы сделаем в следующий раз. А пока что… В этом вагоне едут мои друзья. Я хочу угостить их пивом. Друзей много, а рук всего две. Не могли бы вы мне помочь и отнести в вагон двадцать кружек пива?
– И по одной нам! – решили не упустить выгоды солдаты.
– По рукам! – воскликнул Платтен и побежал заказывать пиво.
