Не буду рассказывать, как мне это удалось, но я раздобыл стенограмму процесса. Этот документ настолько любопытен, настолько точно передает дух того времени, настолько беспристрастен и правдив, что имеет смысл его не пересказывать, а, хотя бы частично, привести в подлинном виде.
«Возле Дворца юстиции, в котором слушается дело Шварцбарда, толпится огромная очередь желающих попасть в зал суда. Многие стали в очередь еще с 5 часов утра. Внутри помещения устроен тройной полицейский контроль. Открывая заседание, председатель суда Флори предупреждает, что выражение вслух своих симпатий и замечаний воспрещается, а виновные в нарушении этого запрещения будут выведены из зала заседания. После этого председатель устанавливает личность обвиняемого.
– Я еврей, – говорит Шварцбард. – Имя – Шолом, или по-французски – Самуил, мне 39 лет. Родился в Смоленске. Во Франции живу с 1910 года. Во время войны служил в 1-м иностранном полку.
– Расскажите об обстоятельствах, которые привели вас к убийству Петлюры, – просит председательствующий.
– В 1925 году, в России, один рабочий, не еврей, только что вышедший из госпиталя, рассказал мне, что там вместе с ним находились на излечении несколько бывших петлюровских офицеров. Цинично, с каким-то садизмом они хвастали, что изнасиловали пять еврейских женщин. До этого я сам наблюдал так много зверств, что мне хотелось скорей их забыть, но рассказ рабочего заставил меня вспомнить, что эти зверства до сих пор не отомщены. С тех пор мной овладела настойчивая мысль, что необходимо убить виновника всех этих ужасов Петлюру. Из одной русской газеты я узнал, что Петлюра живет в Париже.
Я расспрашивал всех своих знакомых, где же точно находится Петлюра. С каким невыразимым презрением мне отвечали, что не хотят даже произносить имя этого человека. Однажды мне попала в руки его фотография, я ее захватил с собой и стал носить при себе револьвер. Но я хотел быть уверенным, что пуля попадет именно тому, кому она предназначена. 25 мая 1926 года я встретил этого садиста. Когда я увидел, что он выходит из ресторана на улице Расина, я посмотрел ему в лицо и крикнул: „Пан Петлюра?!“ Он мне ничего не ответил. Но я был уверен, что это он, и снова крикнул:
„Защищайся, негодяй!“ Он опять ничего не ответил и размахнулся своей палкой. Тогда я выпустил в него один за другим пять зарядов.
Находившаяся поблизости публика страшно перепугалась и бросилась бежать. В лежавшего Петлюру я уже не стрелял, зная, что все пять пуль попали в цель и Петлюра ранен смертельно. Я отдал револьвер подошедшему полицейскому, а сбежавшейся толпе объявил: „Я прикончил убийцу!“ Узнав затем в комиссариате от полицейского, что убитый действительно Петлюра, я пожал полицейскому руку.
– Не действовали ли вы по поручению какой-нибудь политической группы?
– Нет! Я действовал совершенно самостоятельно. Но я исполнил долг истерзанного народа.
– Как же вы могли узнать, что Петлюра был подстрекателем погромов? Может быть, он сожалел о погромах? Может быть, он был другом евреев?
– Петлюра – друг евреев?! Да, пожалуй, такой же друг, как Тит или Торквемада. Это он приказывал убивать евреев. Когда он был в Житомире и его умоляли прекратить погром, он ответил: „К сожалению, я ничего не могу сделать“. На его знаменах было написано: „Бей жидов, спасай Украину!“
– Но ведь Петлюра утверждал, что погромы провоцировали большевистские агитаторы, которые хотели этим дискредитировать независимую украинскую республику.
– Большевики этим не занимались. Я хорошо знаю, что погромы происходили только там, где побывал Петлюра со своими бандитами.
– Скажите, Шварцбард, вы служили в Красной армии?
– В начале войны я вступил во французскую армию, чтобы сражаться с так называемым германским милитаризмом. Я перенес много страданий вместе с миллионами мучеников, одетых в солдатские шинели. Я не хотел возвращаться в царскую Россию, которая не была для меня родиной. Но русская революция вновь вернула мне родину. Тогда я вернулся в Россию. В русскую армию я был зачислен в сентябре 1917 года, когда Красная армия еще не существовала. К тому же у меня открылась рана, полученная на французском фронте, и мне дали отпуск для лечения.
В последующие дни речь снова шла о погромах. Скажем, свидетель по фамилии Сафра рассказал, как в ночь с 30 на 31 августа 1919 года петлюровцы арестовали около трех десятков студентов, среди которых был и его сын. Когда отец побежал в штаб, чтобы узнать, в чем дело, ему заявили, что все арестованные жиды отправлены в „небесный штаб“. Через несколько дней на загородной дороге нашли обглоданные собаками трупы молодых людей, в том числе и труп сына Сафры.
– Я нахожу, что убийство Петлюры было слишком мягким для него наказанием! – гневно заявил Сафра, – Я сам преследовал Петлюру, но я не хотел его убивать, ибо это слишком большая честь для него. Я хотел отомстить ему так, чтобы он терпел мучения всю свою жизнь».
Любопытно, что в качестве свидетеля-эксперта был вызван Максим Горький. По состоянию здоровья он не смог приехать в Париж, поэтому свои показания прислал в письменном виде. Вот что, он, в частности, писал:
«По моему мнению, русский народ, в массе своей антисемитизма не знает. Об этом красноречиво говорят такие факты, как некрещеные евреи, избираемые крестьянами некоторых сел Сибири в старосты, как дружеское отношение русских солдат к солдатам евреям и т. д.
Мои наблюдения над еврейскими земледельческими колониями Екатеринославской губернии и над крестьянами Украины позволяют мне с полной уверенностью утверждать, что обвинение в антисемитизме не может быть предъявлено русскому народу в целом.
Грабежи еврейских городов и местечек, массовые убийства евреев – это входило в систему самозащиты русского правительства. Как известно, впервые они были широко применены в 80-х годах. Александр III заявил генералу Гурко: „А я, знаете, люблю, когда бьют евреев“. Это – не анекдот, а подлинные слова русского императора, и это своеобразный прием борьбы против „внутреннего врага“. В 90-х годах погромы повторялись еще более широко, цинично и ужасно. Напомню, что правительство Романовых разжигало племенную вражду не только между русскими и евреями, но между татарами и армянами на Кавказе, чем вызвана была кровопролитная резня.
Но евреев грабили и убивали чаще, потому что они были ближе, под рукою, более беззащитны, и потому бить их было легче, удобнее. Били за участие в революционном движении.
Почти всегда, в трудные для царского правительства дни, евреи страдали особенно. Напомню травлю еврейства, поднятую позорнейшим процессом Бейлиса. В 15-м году началась бесстыднейшая пропаганда юдофобства в армии, все евреи Царства Польского и Галиции были объявлены шпионами и врагами России. Разразился гнуснейший погром в Молодечно…
В то время, как правительство через полицию устраивало погромы и не мешало грабежам, убийствам, люди явно ненормальные занимались в печати проповедью ненависти к евреям. В Киеве это делал некто Шульгин, журналист, который, впрочем, заявил, что он „ненавидит и Его Величество русский народ“. Как видите, это – сумасшедший. Лично я всегда считал и считаю проповедников расовой и племенной ненависти людьми выродившимися и социально опасными.
