«Расстались, расстались мы, дорогой, с тобой! И это так больно.
Я знаю, я чувствую, никогда ты сюда не приедешь! Глядя на хорошо знакомые места, я ясно сознавала, как никогда раньше, какое большое место ты занимал в моей жизни, что почти вся деятельность здесь, в Париже, была тысячью нитей связана с мыслью о тебе. Я тогда совсем не была влюблена в тебя, но и тогда тебя очень любила. Я бы и сейчас обошлась без поцелуев, и только бы видеть тебя, иногда говорить с тобой было бы радостью – и это никому не могло бы причинить боль… Я немного попривыкла к тебе. Я так любила не только слушать, но и смотреть на тебя, когда ты говорил. Во-первых, твое лицо оживляется, и, во-вторых, удобно было смотреть, потому что ты в это время этого не замечал… Крепко тебя целую».
Затем следовала подпись. И, знаете, как оно было подписано? «Твоя Арманд». А как было подписано письмо с описанием великолепного солнечного дня и прогулки втроем? «Ваш Ленин».
Да-да, что бы там ни говорили пуритане, пытающиеся сделать из Ленина сухого, лишенного нормальных человеческих чувств борца за правое дело рабочего класса, он, будучи неудачливым в браке, был счастлив в любви.
Что касается Надежды Крупской, то, по свидетельству современников, она была далеко не красавицей. К тому же ее всю жизнь мучила базедова болезнь, а это – пучеглазие, потливость и повышенная возбудимость, не говоря уже о сердцебиении и нервных срывах. Неслучайно в качестве партийных псевдонимов к ней прилипли не совсем благозвучные клички Минога и Рыба. И даже в годы советской власти товарищи по борьбе позволяли себе потешаться над женой Ленина. Скажем, в одну из молодежных газет какая-то девушка написала письмо, в котором сетовала на то, что некрасива и поэтому парни не обращают на нее никакого внимания. Так вот от имени редакции был напечатан такой ответ: «Дорогая Катя, ты не должна отчаиваться. Вот Надежда Константиновна уж на что мордоворот была, а какого парня отхватила!»
Встреча Ленина с Инессой Арманд изменила всю его жизнь! Он стал веселее, контактнее, оживленнее, часто улыбался, сыпал шутками, начал следить за своей внешностью. Крупская все видела, все понимала и… смирилась. Она даже говорила, что «в доме становится светлее, когда приходит Инесса».
Так кто же она такая, эта чаровница Инесса Арманд? Начнем с того, что никакая она не Арманд, а Стеффен. Ее отец – французский оперный певец Теодор Стеффен. Мать – Натали Вильд, полуфранцуженка, полуангличанка, тоже оперная певица, а несколько позже учительница пения. Отец умер довольно рано, дать образование дочери матери было не под силу, и Инессу забрала с собой тетка, которая нашла в Москве место преподавательницы французского и учительницы пения.
Обворожительная, изящная и раскованная Инесса на балах и вечеринках пользовалась сумасшедшим успехом. Она прекрасно танцевала, недурно пела, очаровательно болтала не только по-французски, но и по-русски. А ее внешность! «Пышная прическа, грациозная фигура, маленькие уши, чистый лоб, резко очерченный рот, зеленоватые глаза» – так описывал ее в своем дневнике один из влюбленных современников.
Но Инесса была практичной девушкой, и всем подпоручикам, студентам и присяжным поверенным предпочла сына купца 1-й гильдии, владельца торгового дома «Евгений Арманд с сыновьями» Александра Арманда. И не прогадала! Семья Армандов была по-настоящему богатой. У них были текстильные фабрики, лесные угодья, доходные дома и многое другое. Александр оказался мягким, добрым человеком, молодую жену ни в чем не ограничивал, но на одном настаивал непреклонно: он не только любил детей, но и, как тогда говорили, любил их делать. Инесса это тоже любила – и рожала чуть ли не каждый год. Пятеро детей – даже по тем временам достаточно много!
Но ни роды, ни заботы о детях не убили в ней духа суфражизма – модного тогда движения женщин за равные права с мужчинами. Став на этот путь, Инесса не преминула не только его обосновать, но и объяснить логически. На недоуменные вопросы дочери Инесса ответила письменно.
«В „Войне и мире“ Толстой говорит, – писала она, – что Наташа, выйдя замуж за Пьера Безухова, стала самкой. Эта фраза показалась мне обидной, она била по мне, как хлыстом, и она выковала во мне твердое решение никогда не стать самкой – а остаться человеком. А сколько вокруг нас самок!»
Инесса вступает в «Общество улучшения участи женщин», запоем читает книги идеологов народничества, а оказавшись на отдыхе в Швейцарии, сближается с социалистами. Тогда же в ее дневнике появляется имеющая судьбоносные последствия запись: «После короткого колебания между эсерами и эсдеками, под влиянием книги Ильина „Развитие капитализма в России“, становлюсь большевичкой».
Бедная Инесса, она тогда не знала, что Ильин – это ее судьба, что Ильин – это Ленин. Кстати говоря, Лениным Владимир Ульянов стал лишь в 1901 году, когда одну из своих статей в журнале «Заря» впервые подписал псевдонимом Ленин. Естественно, что Владимир Ильич знать не знал, что, напечатав небольшую книжицу, «увел» в революционный большевистский стан многодетную купеческую жену, которая впоследствии станет самым близким и самым любимым человеком.
А пока что Инессе было не до большевистской революции. В ее личной жизни произошла такая революция, что ее имя на долгие годы стало предметом насмешек, сплетен и издевательств. Надо же было так случиться, что Инесса по уши влюбилась не в оперного тенора, известного адвоката или юного отпрыска княжеского рода, а в… младшего брата своего мужа.
«Владимир – редкой души человек. У него значительное образование, глубокий взгляд на жизнь и вместе с тем необыкновенная – апостольская простота!» – такая восторженная запись появилась в ее дневнике.
А как же муж? Как дети? Несчастный, но благородный и великодушный Александр отпустил Инессу вместе с детьми, само собой разумеется, назначив солидное содержание. Больше того, он согласился не оформлять развода, так что формально Инесса оставалась его женой и, следовательно, наследницей капиталов и совладелицей текстильных фабрик.
Поселились «молодые» на Остоженке, сняв роскошную квартиру в доме купца Егорова. Так как Владимир считал себя социал-демократом, они вместе со свежеиспеченной большевичкой, если так можно выразиться, ударились в революцию. Игра зашла так далеко, что после двух арестов Инессу на два года сослали в Архангельскую губернию. Если раньше вместе с мужьями в ссылку ездили жены, которых потом стали называть декабристками, то теперь все было наоборот: вместе с женой в ссылку поехал ее невенчанный муж Владимир.
Жили они то в городе Мезень, то в деревне Койда. Климат там был отвратительный – и Владимир серьезно заболел: врачи обнаружили туберкулез. Инесса заметалась! Что делать? Как быть? Любимый человек тает на глазах, а она ничем не может помочь. Единственный выход – побег. Надо любой ценой добраться до Швейцарии, туберкулез умеют лечить только там! Деньги, слава богу, есть, а за деньги можно все.
Раздобыв поддельный паспорт, Инесса добралась до Москвы. Там она усадила Владимира в поезд, а сама, опасаясь быть задержанной на границе, осталась в Москве. Сначала Владимир пошел на поправку, но буквально через три месяца Инесса получила извещение, что ему стало хуже. Несмотря на угрозу на этот раз из-за побега оказаться не просто в ссылке, а в каторжной тюрьме, Инесса бросилась в дорогу. Через Финляндию, а потом Швецию и Германию она домчалась до альпийского санатория и, слава Спасителю, застала Владимира живым.
