Допустить этого ни Ленин, ни его сторонники, почувствовавшие вкус власти, не могли. Поэтому Урицкий получил тайное задание: «Учредилку разогнать!» Но как это сделать, если вся Россия выбирала депутатов и теперь с надеждой смотрела на Таврический дворец, где 18 января 1918 года состоялось первое и, как оказалось, последнее заседание съехавшихся со всей страны народных избранников?! Многие считают, что Учредительное собрание распустил матрос Железняков, всю ночь охранявший депутатов, а в пять утра заявивший, что караул, мол, устал, и он, начальник караула, просит депутатов покинуть дворец.
На самом деле все было не так. Дворец депутаты покинули, но им и в голову не приходило, что попасть туда они уже не смогут. Анатолий Железняков всего лишь выполнял распоряжение Урицкого, который приказал под любым предлогом выкурить депутатов из здания. Не пускать их туда было гораздо проще. А тут как раз подоспел декрет ВЦИКа о роспуске Учредительного собрания. Как ни шумели народные избранники, как ни ярились, но против декрета, извините за выражение, не попрешь – это им Урицкий объяснил, если так можно выразиться, на пальцах.
Единственное, что оставалось наиболее решительным депутатам, – убить Урицкого. В ту же ночь они организовали покушение на виновника всех их бед. Все было сделано в соответствии с лучшими традициями эсеровских терактов. Исполнитель поджидал Урицкого у входа в Таврический дворец и, когда тот шагнул к машине, открыл огонь. Увы, но, как оказалось, стрелком он был неважным – ни разу не попал, стреляя с пяти шагов.
А потом Моисей Соломонович чуть было не нажил себе смертельного врага в лице… Ленина. Дело в том, что Урицкий был категорическим противником заключения «похабного» Брест-Литовского мира. Он даже подал в отставку и, недобро поглядывая в сторону ленинского кабинета, так, чтобы его все слышали, говорил:
– Неужели не лучше умереть с честью?
Если же учесть, что еще большим противником заключения этого мира был Троцкий, которого Моисей Соломонович считал своим другом, учителем и покровителем, то становится ясно, почему Урицкий, рискуя всем на свете, говорил в коридорах Смольного:
– Вот пришла великая революция, и чувствуется, что как ни умен Ленин, а начинает тускнеть рядом с гением Троцкого.
Когда же большинство членов ЦК проголосовало за предложение Ленина о заключении мира с Германией, Урицкий покаянно склонил голову, сказал, что «партийная дисциплина прежде всего», и вернулся в свой кабинет. Сделал он это, прямо скажем, вовремя. Дело в том, что во второй половине января немцы прервали перемирие и начали наступление на Петроград. Большевики запаниковали! Они понимали, что если немцы возьмут Петроград и дадут волю народу, в городе не останется ни одного фонаря, на котором бы не висело по большевику.
Надо было бежать! Но куда? Есть ли в России город, который бы понял, принял и приютил ленинское правительство? Решили, что таким городом, а стало быть, новой большевистской столицей, может стать Москва. В конце февраля этот вопрос подняли на заседании Совета народных комиссаров. Обсуждение было таким бурным, что многие опять грозили подать в отставку.
– Это дезертирство! – кричали одни.
– Рабочие нас не поймут! – продолжали другие.
– Петроград – колыбель революции. Бежать из него, как с тонущего корабля, это – несмываемый позор!
– А Смольный?! Это же символ, это синоним советской власти. Как можно его оставить на милость исконного врага России?!
И тогда слово взял основательно рассердившийся Ленин.
– Можно ли такими сентиментальными пустяками загораживать вопрос о судьбе революции? – гневно вопрошал он. – Если немцы одним скачком возьмут Питер и нас в нем, то революция погибла. Если правительство – в Москве, то падение Петрограда будет только частным тяжелым ударом. Как же вы этого не видите, не понимаете? Более того, оставаясь при нынешних условиях в Петрограде, мы увеличиваем военную опасность к захвату Петрограда. Если же правительство – в Москве, искушение захватить Петроград должно чрезвычайно уменьшиться: велика ли корысть оккупировать голодный революционный город, если эта оккупация не решает судьбы революции и мира? Что вы калякаете о символическом значении Смольного! Смольный – потому Смольный, что мы в Смольном. А будем в Кремле, и вся наша символика перейдет к Кремлю.
Эти аргументы возымели свое действие, и решение о переезде в Москву было принято. Трудно сказать, было ли это своеобразной местью со стороны Ленина, который, конечно же, знал о фрондерстве Урицкого, но в Москву он его решил не брать. В последний момент он, правда, подсластил пилюлю, прилюдно сказав остающимся в Петрограде сторонникам:
– Вам будет очень трудно. Но в городе остается Урицкий.
А чтобы для наведения порядка и устрашения врагов в руках Урицкого был надежный инструмент, его назначили председателем Петроградской ЧК. Переехав в печально известное здание на Гороховой улице, Урицкий превратил его в самую настоящую Голгофу для тысяч и тысяч жителей Петрограда.
Самое странное, находились люди, которые упрекали Урицкого в мягкотелости.
– Ничуть я не мягкотелый, – гневно возражал он. – Если не будет другого выхода, я собственной рукой перестреляю всех контрреволюционеров и буду совершенно спокоен.
Но так как его власть распространялась только на петроградцев, а Моисею Соломоновичу этого показалось мало, он добился утверждения себя в должности народного комиссара внутренних дел Северной коммуны. Теперь от благорасположения Урицкого зависела жизнь людей, проживающих в Петроградской, Новгородской, Псковской, Олонецкой, Архангельской, Вологодской, Северодвинской и Череповецкой областях, которые в те годы назывались губерниями.
«ЭПИЗОД № 4»
Одной из самых подлых акций, организованных Урицким, была высылка из Петрограда, а затем и арест четверых великих князей. 26 марта 1918 года Моисей Урицкий вкупе с Григорием Зиновьевым подписали специальный декрет, который в тот же день опубликовали в «Красной газете».
«Совет Комиссаров Петроградской Трудовой Коммуны постановляет: Членов бывшей династии Романовых – Николая Михайловича Романова, Дмитрия Константиновича Романова и Павла Александровича Романова выслать из Петрограда и его окрестностей впредь до особого распоряжения, с правом свободного выбора места жительства в пределах Вологодской, Вятской и Пермской губерний.
Все вышепоименованные лица обязаны в трехдневный срок со дня опубликования настоящего постановления явиться в Чрезвычайную Комиссию по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией (Гороховая, 2) за получением проходных свидетельств в выбранные ими пункты постоянного местожительства и выехать по назначению в срок, назначенный Чрезвычайной Комиссией по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией».
До Вологды великие князья добрались, причем заболевшего Павла заменил Георгий Михайлович, но на свободе были недолго: уже 1 июля их арестовали и бросили в тюрьму. Петроградским чекистам Вологодская тюрьма показалась ненадежной, и арестантов перевезли в Петропавловскую крепость, добавив к ним и Павла Александровича.
