Был ли он им на самом деле и должен ли отвечать за реки пролитой крови, решать на небесах. Но недаром в Библии рекомендовано обращаться с людьми так, как если бы ты хотел, чтобы обращались с тобой.
Женская кровь на брусчатке Кремля
Как и обещал Свердлов, Фейгу Каплан с Лубянки перевели в Кремль. Почему? Да потому, что несознательные чекисты, не понимающие, что такое политическая целесообразность, и требующие открытого и гласного суда, могли отчебучить что-нибудь такое, что никак не входило в планы Свердлова. Не дай бог, суда захочет и Ленин, ведь хоть и недолго, но присяжным поверенным он служил и вкус к судебным разбирательствам имеет. А там может всплыть такое!
Нет, о суде не может быть и речи. И чекистам доверять Каплан нельзя! Благо, кремлевская охрана подчиняется главе государства, и никому больше. Что касается коменданта Кремля Павла Малькова, то этот бывший матрос знает, что своей карьерой обязан Якову Михайловичу, и без лишних вопросов выполнит любой приказ председателя ВЦИК.
Так оно и случилось. Несколько позже, публикуя воспоминания, Мальков не без гордости рассказывал о самом ярком дне своей жизни.
«Утром меня вызвал секретарь ВЦИК Варлам Александрович Аванесов и приказал:
– Немедленно поезжай в ЧК и забери Каплан. Поместишь ее здесь, в Кремле, под надежной охраной.
Я вызвал машину и поехал на Лубянку. Забрав Каплан, привез ее в Кремль и посадил в полуподвальную комнату под Детской половиной Большого дворца. Комната была просторная, высокая. Забранное решеткой окно находилось метрах в трех-четырех от пола.
Возле двери и напротив окна я установил посты, строго наказав часовым не спускать глаз с заключенной. Часовых я отобрал лично, только коммунистов, и каждого сам лично проинструктировал. Мне и в голову не приходило, что латышские стрелки могут не усмотреть за Каплан, надо было опасаться другого: как бы кто из часовых не всадил в нее пулю из своего карабина.
Вскоре меня вновь вызвал Аванесов и предъявил постановление ВЧК: Каплан – расстрелять, приговор привести в исполнение коменданту Кремля Малькову.
– Когда? – коротко спросил я Аванесова.
У Варлама Александровича, всегда такого доброго и отзывчивого, на лице не дрогнул ни один мускул.
– Сегодня. Немедленно.
– Есть!
– Где, ты думаешь, лучше?
Мгновенно поразмыслив, я ответил:
– Пожалуй, во дворе Автобоевого отряда. В тупике.
– Согласен.
После этого возник вопрос, где хоронить. Его разрешил Свердлов.
– Хоронить Каплан не будем. Останки уничтожить без следа! – велел он.
Круто повернувшись, я вышел от Аванесова и отправился к себе в комендатуру. Вызвав несколько человек латышей-коммунистов, которых лично хорошо знал, я обстоятельно проинструктировал их, и мы отправились за Каплан.
Было 4 часа дня 3 сентября 1918 года. Возмездие свершилось. Приговор был исполнен. Исполнил его я, член партии большевиков, матрос Балтийского флота Павел Дмитриевич Мальков – собственноручно».
Подробностей расстрела Мальков не сообщает, но ведь были свидетели и, исследуя их воспоминания, я восстановил те давние события. А дело было так. Получив соответствующую санкцию от самого Свердлова, изобретательный Мальков разработал до сих пор не применяемый сценарий расстрела. Чтобы не привлекать внимание случайных посетителей и работников Совнаркома внезапной стрельбой, он приказал выкатить несколько грузовиков и запустить двигатели, а в тупик загнать легковушку, повернув ее радиатором к воротам. В воротах он поставил вооруженных латышей.
Потом Мальков отправился за Каплан, которая по-прежнему находилась в полуподвальной комнате. Ничего не объясняя, Мальков вывел ее наружу. Было 4 часа дня, светило яркое сентябрьское солнце – и Фейга невольно зажмурилась. Потом ее серые, лучистые глаза распахнулись навстречу солнцу! Она видела силуэты людей в кожанках и длинных шинелях, различала очертания автомобилей и нисколько не удивилась, когда услышала команду: «К машине!» – ее так часто перевозили, что она к этому привыкла. В этот миг раздалась еще какая-то команда, взревели моторы грузовиков, тонко завыла легковушка, Фейга шагнула к машине, и… загремели выстрелы. Их она уже не слышала, а ведь доблестный комендант Кремля всадил в нее всю обойму.
По правилам, во время приведения смертного приговора в исполнение должен присутствовать врач – именно он составляет акт о наступлении смерти. Большевики обошлись без врача, его заменил – никогда не догадаетесь кто – великий пролетарский писатель и популярный баснописец Демьян Бедный (он же Ефим Придворов). То ли потому, что по образованию он был фельдшером, то ли потому, что дружил с Мальковым, но, узнав о предстоящем расстреле, он напросился в свидетели. Отказать приятелю в такой безделице Мальков не мог, но сказал, что стрелять будет сам.
Пока гремели выстрелы, Демьян держался бодро. Не скис он и тогда, когда его попросили помочь засунуть в бочку еще теплый труп и облить его бензином. Молодцом он был и в тот момент, когда Мальков никак не мог зажечь отсыревшие спички – поэт великодушно предложил свои. А вот когда вспыхнул костер и запахло горелой человечиной, певец революции шлепнулся в обморок.
– Интеллигенция, – скептически усмехнулся Мальков.
Стоящие поблизости латыши дружно засмеялись, но Мальков вдруг на них прикрикнул.
– Тихо! Всем стоять смирно! Слышите? – поднял он перепачканный кровью и бензином палец. – Это же «Интернационал». Ай да Беренс! Ай да молодец!
– Действительно, «Интернационал». Но откуда эта музыка? – приложил ладонь к уху пришедший в себя Демьян.
– Мы починили часы Спасской башни, – радостно объявил Мальков. – И заставили их играть «Интернационал». Ильич просил об этом еще весной. И знаете, кто это сделал? Кремлевский водопроводчик Беренс. На все руки мастер! Между прочим, красное знамя, которое развевается над куполом, установил тоже он.
– Выходит, – кивнул поэт на догорающий труп Фейги Каплан, – мы все это сделали под красным знаменем и под «Интернационал»?
– Вот именно! – гордо вскинул голову вчерашний матрос, а ныне штатный палач Павел Мальков и отправился к Свердлову, чтобы доложить об образцовом выполнении задания.
Яков Михайлович поблагодарил старательного исполнителя и приказал напечатать в «Известиях ВЦИК» соответствующую информацию. 4 сентября газета шла нарасхват! И все из-за двух скупых строчек: «Вчера по постановлению ВЧК расстреляна стрелявшая в тов. Ленина правая эсерка Фанни Ройд (она же Каплан)».
Нельзя не отметить, что 3 сентября была расстреляна не одна Каплан, к стенке было поставлено 90 человек. Компания, в которой Каплан единственная женщина, и идет под № 33, весьма своеобразна. Здесь есть бывшие студенты, прапорщики, присяжные поверенные, а вот под № 12 идет протоиерей Восторгов, под № 79 – бывший министр внутренних дел Хвостов, под № 83 – министр юстиции Щегловитов. Это был первый кровавый список, знаменующий начало красного террора.
