– Ты помнишь свою мать, Дрема?
– Я смутно помню женщину, которая могла ею быть. Она умерла, когда я была совсем маленькой. Никто не рассказывал мне о ней. Что за необходимость обсуждать все это здесь и сейчас? У нас дел полно. – Я постаралась тоном голоса и выражением лица внушить Гоблину: тема обсуждаться не будет.
– Спорим, ты видишь идеализированный образ твоей матери, к тому же вобравший в себя прорву сексуальных соблазнов.
Я не стала спорить. Может, он и прав. Ему лучше знать, на какие ухищрения способна Тьма. Я медленно двинулась вперед, к Тобо. Гоблин продолжал рассуждать:
– Из этого следует: Кина вынуждена импровизировать, но получается не слишком хорошо, потому что она лишена прочной связи с внешним миром.
Двадцать лет назад стало ясно, что в реальном времени Кина и соображает, и действует плохо; ей куда проще оказывать влияние в течение лет, а не минут.
– Я слишком стар, чтобы угодить в ловушку плоти, а ты у нас бесполая и с предпочтениями не определившаяся. – Он еле заметно усмехнулся. – Зато наш парень – просто находка. Я бы отдал палец ноги или даже два, лишь бы увидеть то, что видит он. Все! – Он взмахнул рукой – и Тобо повалился как подкошенный. – Дрема, возьми молот. Держи крепко. Не подходи к ней ближе, чем сейчас, без крайней необходимости. Оттащи Тобо назад, к выходу.
В его голосе звучала старческая усталость. И отчаяние, которым он не желал делиться со мной.
– Что все это значит, Гоблин? Объясни!
Не тот случай, когда нужно умалчивать об опасности.
– Мы встретились с величайшей манипуляторшей, которая портила нам кровь на протяжении четверти века. Она очень медлительна, но гораздо более опасна, чем все, с кем мы имели дело до сих пор.
– Это я и сама знаю.
Но на самом деле услышанное меня обрадовало. Я воспряла духом: все мои сомнения, скрываемые столь тщательно и долго, сейчас казались пустыми, даже глупыми. Это прекрасное создание не было богом. По крайней мере, не в том смысле, в каком богом был мой Бог. Прости мне мои слабости и сомнения, о Повелитель Небесный. Тьма – везде, и внутри нас тоже. Прости меня сейчас, в этот миг, когда смерть смотрит мне в лицо.
В милости своей Ты подобен земле.
Я схватила Тобо за руку и дернула вверх. Вцепилась в него с такой же силой, как и в знамя. Парню не удастся вырваться без борьбы. Совершенно сбитый с толку, он не сопротивлялся, когда я потащила его прочь от «спящей красавицы».
Я старательно отводила глаза. Это же воплощенное очарование, взглянуть на нее – значит влюбиться в нее. Влюбиться в нее – значит подчиниться ей, раствориться в ней. O Повелитель Небесный, защити меня, спаси от этого исчадья аль-шила!
– Отдай кайло, Тобо.
Я попыталась не думать о том, для чего мне понадобилось дьявольское орудие. На таком расстоянии Кина могла выудить эти мысли из мозга.
Тобо медленно извлек кайло из-под рубашки и протянул мне.
– Оно у меня! – крикнула я Гоблину.
– Тогда иди сюда!
Однако не успела я сделать и шагу, как, неистово пыхтя, ввалились Суврин и Сантараксита. Оба замерли, увидев Кину. Голосом, в котором звучал благоговейный ужас, Суврин еле слышно прошептал:
– Вот дерьмо! До чего же хороша!
Шри Сантараксита таращился молча, пребывая в полнейшем смятении.
Пустив слюни, Суврин устремился вперед. Я стукнула его по локтю тупым концом кайла. И этим не только привлекла к себе внимание парня, но и погасила жгучий интерес к Кине.
– Царица Обмана, – объяснила я ему. – Мастерица по части иллюзий. Кру-гом! Отведи мальчишку наверх, к матери. Шри, не хотелось бы и тебе делать больно.
Что-то похожее на клочок тумана вынырнуло изо рта спящей женщины и повисло в воздухе. Первые мгновения это нечто оставалось бесформенным, напомнив мне об афритах, несчастных душах убитых людей. В распоряжении Кины наверняка имелись миллионы этих демонов.
– Беги, черт возьми! – приказал Гоблин.
– Беги! – прокаркала ворона.
Я не побежала. Я вцепилась в Сантаракситу и потянула его за собой.
Гоблин пробормотал что-то насчет копья – дескать, жаль, что не хватило ума спереть его у Одноглазого, а ведь догадывался, во что может вляпаться.
– Гоблин!
Я высоко подняла знамя. И ведь не было у меня такого намерения – но знамя само вдруг выпрямилось, подпрыгнуло пару раз, стукнув торцом древка в пол, а потом наклонилось вперед и легло прямо в нетерпеливые руки маленького колдуна. И как только Гоблин повернулся со знаменем к Кине, окружающие ее иллюзии исчезли.
90
Если Кина когда-то была человеком, если любой из бесчисленных мифов о ее появлении на свет хотя бы одной ногой опирался на факты, то наверняка кое-кто не пожалел труда, чтобы вырастить из нее этакое страшилище.
Она царица Обмана, Дрема. Царица Обмана. Огромное отвратительное тело, покрытое гнойными прыщами вроде тех, что уродуют лица подростков, вполне может быть очередной иллюзией, отражающей подлинный облик Кины не больше, чем давешняя «спящая красавица».
Зловоние древней мертвечины стало почти нестерпимым.
Я смотрела на существо, теперь лежащее прямо на ледяном полу. Черное с пурпурным отливом, оно очень напоминало ту, что с плясками смерти вторгалась в мои сны, только вот рядом с этим чудищем Шиветья казался бы карликом. Оно было обнажено. Его совершенные женские формы были искажены тысячами шрамов. Оно не двигалось и даже не дышало.
Новая струйка тумана вырвалась из огромной ноздри.
– Убирайтесь к чертям отсюда! – завопил Гоблин.
Затем он резко дернулся вправо и метнул Копье Страсти в невидимую мне цель. Наконечник замерцал, точно облитый горящим спиртом.
Душераздирающий беззвучный вопль ворвался в мое сознание. Суврин и шри Сантараксита застонали, Тобо завизжал. Белая ворона разразилась бессвязной руганью. И я, конечно же, внесла свою лепту в этот хор, хотя сама ничего такого не помню.
Пинками и тумаками направляя остальных к выходу, я обнаружила, что сорвала горло.
Гоблин крутанулся влево и пронзил жгут тумана, только что покинувший ноздрю Кины.
И снова наконечник Копья окутался синеватым пламенем. На этот раз, прежде чем погаснуть, оно продвинулось по древку почти на фут, а на острых кромках наконечника возникло темно-рубиновое свечение.
Из носа Кины вынырнула новая частица ее сущности.
Тьма и туман в узком проходе, ведущем к лестнице, исчезли – внимание Кины было сосредоточено на другом месте. Суврин и Сантараксита уже поднимались, тратя впустую дыхание на жаркое обсуждение того, что им довелось увидеть. Я влепила Тобо затрещину со всей силой, какая у меня оставалась.
