– Убирайся отсюда!
Он открыл рот, собираясь возразить, и я врезала снова. Я не желала выслушивать его протесты. Я бы в этот момент не стала слушать даже Божественное откровение. Оно вполне могло бы подождать.
– Гоблин! Уноси свою тощую задницу! Мы уходим.
Наконечник Копья прошел сквозь третий сгусток тумана. На этот раз огонь охватил пять ярдов древка, хотя вроде никакого прямого воздействия на дерево не оказал. Однако наконечник так сильно раскалился, что часть древка, соприкасающаяся с ним, задымилась.
Гоблин попятился, но следующий жгут тумана, двигаясь быстрее старого колдуна, завис между ним и лестницей. Гоблин несколько раз ткнул Копьем, однако проклятый туман ловко уворачивался, продолжая преграждать нам путь к отступлению.
Я не владею магией. Всю жизнь прожив среди колдунов, ведьм и прочих знатоков этого ремесла, я совершенно не представляю, как работают их мозги. Для меня всегда был загадкой мыслительный процесс, приводивший Гоблина к тому или иному решению. Однако, имея возможность наблюдать за этим человеком достаточно долго, я убедилась, что он всегда руководствуется соображениями наибольшей эффективности.
Понимая, что ему не пронзить щупальце тумана, и заметив второй жгут, заходящий с тыла, жабоподобный человечек просто увернулся, наклонил Копье и атаковал саму Кину. С яростным ревом он воткнул наконечник в предплечье и загнал его дальше, между ребрами под правой грудью богини. За мгновение до того, как Копье сделало свое дело, вылетел еще один сгусток тумана и попытался воспрепятствовать удару. Тщетно. Наконечник вспыхнул, протыкая демоническую плоть.
Гоблина охватило пламя, когда его коснулся туман.
Даже визжа от боли и крича, чтобы мы уходили, Гоблин продолжал давить на Копье, всаживая его все глубже в безумной, неистовой надежде добраться до черного сердца.
Голубое пламя пожирало тело Гоблина. В конце концов он выпустил Копье и покатился по ледяному полу, что есть сил охлопывая себя ладонями. Это не помогало. На моих глазах он таял, как воск.
И при этом кричал, кричал, кричал.
На том психическом уровне, где я несколько мгновений назад ощутила Кину, она тоже вопила благим матом. Кричали Суврин и Сантараксита. Кричал Тобо. Кричала я, отступая к лестнице, при том что некая ошалевшая часть меня рвалась обратно, чтобы помочь Гоблину. Но это было бы сущим безумием. В своем узилище Разрушительница была полновластной царицей.
Гоблин нанес удар, на какой только хватило его силы и ярости, но для Кины это все равно что укус волчонка для дремлющего тигра. Мне это было совершенно ясно. Как и то, что волчонок, сообразив, что ему не вырваться, пытается выиграть время для своей стаи.
Тяжело дыша, я сказала:
– Тобо, поднимайся как можно быстрее. Расскажи остальным.
Он моложе. Он резвее. Он взберется наверх гораздо раньше меня.
Тобо – наше будущее.
А я пойду в арьергарде и постараюсь не пропустить никого наверх.
Снизу по-прежнему доносились вопли – из двух источников. Гоблин не желал сдаваться; такого упрямства он не выказывал даже в склоках с Одноглазым.
Скорость нашего подъема была ограничена возможностями шри Сантаракситы. Я была готова в любой момент повернуть обратно и преградить дорогу преследователям – кем бы они ни были – с помощью золотого кайла. Меня не покидала уверенность, что этот талисман защитит нас.
Тьма на лестнице исчезла. Видимость была настолько хорошей, что, если бы не повороты, можно было бы видеть лестницу не меньше чем на милю вверх.
Дышать становилось все труднее, ноги сводила судорога, и тут крики внизу смолкли. Суврин уже успел разок свалиться и исторгнуть содержимое желудка. Как ни странно, самым стойким среди нас оказался Сантараксита. Ни единой жалобы, хотя он так сильно побледнел, что я опасалась, как бы не подвело сердце.
С трудом переводя дух, я замерла и прислушалась к зловещей тишине.
– О Повелитель Небесный… Уф… Нет бога, кроме Бога… Уф… В милости своей Ты подобен земле… Уф… Ты не оставляешь нас во все дни жизни нашей… Уф… О Властелин Всего Сущего, я смиренное чадо Твое…
У Сантаракситы нашлись силенки, чтобы проворчать:
– Дораби, если не перейдешь к делу, Ему надоест тебя слушать и Он найдет другое занятие.
– К делу – это как? Уф… Бог, помоги?
– Да, так лучше. Гораздо лучше. Суврин, вставай.
Белая ворона взлетела стрелой и приземлилась на моем плече, едва не столкнув меня с лестницы. Я не упростила себе жизнь, пытаясь увернуться от птицы. Крылья хлестнули меня по лицу.
– Иди наверх, – сказала ворона. – Медленно, без паники. Ровным шагом. Я постерегу с тыла.
Казалось, путь наверх занял пять дней, если не все десять. От голода, страха и недосыпа мерещилось всякое. Я не рисковала оглянуться – а ну как увижу догоняющее чудовище? Мы шли все медленнее – иссякали энергия, воля и способность восстанавливать силы. Только бы добраться до следующей площадки… а потом до следующей… и так без конца. Потом мы стали отдыхать между площадками, и инициатором был не Суврин и не Сантараксита. Ворона сказала мне:
– Остановитесь, поспите.
Никто не возражал. Страх, конечно, может сподвигнуть человека на многое, но всему есть предел. Мы своего предела достигли. Я улеглась так быстро, что, если верить злым языкам, услышала собственный храп прежде, чем растянулась на каменной площадке. Последнее, что сохранилось в памяти, – ворона, улетающая вниз, во тьму.
91
Дрема!
Разум побуждал вскочить, озираясь в ужасе, однако тело отнеслось к его призывам с полным безразличием. Измученное, окостеневшее, оно утратило способность шевелиться. Голова, однако, пока еще работала. Мысли проносились в ней с быстротой горного потока.
– А? – Я сражалась с затекшими мышцами.
– Спокойно. Это я, Лебедь. Просто открой глаза. Ты в безопасности.
– Что ты делаешь здесь, внизу?
– В каком смысле – внизу?
– Ну…
– Вы не дошли до пещеры древних всего один лестничный марш.
Я попыталась встать. Постепенно, мышца за мышцей, тело подчинялось моей воле. Огляделась по сторонам, видя все как в тумане. Суврин и Сантараксита спали. Лебедь сказал:
– Они совершенно вымотались. Твой храп было слышно даже в пещере.
Всплеск страха.
– Где Тобо?
– Ушел. Все ушли. Я их отправил наверх, а сам остался на всякий случай… Ворона рассказала, что произошло внизу. Остался последний марш. Дойдешь? Я тебя не понесу, сам еле на ногах держусь.
