Пение зазвучало громче.
– Ладно, давай разберемся с этим, пока никто не вмешался.
92
Пессимист, живущий в моей душе, не верил, что я смогу выполнить задуманное. Что угодно могло наглухо перекрыть путь в комнату с нечестивыми Книгами – хотя бы и упомянутое Лебедем землетрясение. Или Гоблин проглядел одну-единственную ловушку, в которую я обязательно попаду. Или кайло окажется не отмычкой, а пусковым устройством и пробудит к жизни тысячи неприятных штуковин, с помощью которых колдуны защитили свои Книги.
– Знаешь ли ты, Дрема, что разговариваешь сама с собой, когда чем-то обеспокоена?
– Что?
– Вот ты ползешь и постоянно бубнишь о каких-то пакостях, которые тебя подстерегают. Продолжай в том же духе, и я поверю, что беды не избежать.
Опять то же самое! Раньше со мной такого не случалось. Нужно взять себя в руки.
В комнате, где хранились Книги Мертвых, вроде бы ничего не изменилось. Однако пессимист, живущий в моей душе, не сдавался, высматривая опасную разницу.
В конце концов Лебедь спросил:
– Так и будешь таращиться, пока мы не умрем с голоду? Или все же приступишь к делу?
– Планировать у меня всегда получалось лучше, чем работать руками, Лебедь. – Я вдохнула побольше ледяного воздуха, достала из-за пояса кайло и произнесла нараспев: – О Повелитель Небесный и Земной, сделай так, чтобы эта штука и впрямь оказалась пропуском.
– Я за тобой, Капитан. – Лебедь шутливо слегка подтолкнул меня сзади. – Уже поздно бояться.
И правда поздно. К тому же пойти на попятный – значит умалить значение самопожертвования Гоблина.
Дойдя до того места, откуда шри Сантараксита отправился в полет, я почувствовала, что дыхание стало частым и поверхностным. Кайло я держала перед собой обеими руками – ужас, до чего тяжелое! – сжимая с такой силой, что, наверное, отпечатки моих пальцев останутся на нем навсегда.
В ладонях возник зуд. По мере моего продвижения мурашки ползли все выше, по запястьям, предплечьям… Я покрывалась гусиной кожей.
– Держи меня, Лебедь, – велела я. Это на случай, если понадобится меня срочно оттаскивать. Но сказала другое: – Это на случай, если и тебе понадобится связь с кайлом.
Лебедь положил руки мне на плечи за мгновение до того, как зуд охватил все тело. Меня знобило и трясло, как при осенней простуде.
– Ого! – сказал Лебедь. – Это что-то серьезное?
– Будет еще серьезней, – пообещала я. – Эта лихорадка пробирает до мозга костей.
– Да… у меня тоже началось. Аж суставы заныли. Вперед. Надо огонь разжечь, согреться.
Да разве это поможет?
Когда мы продвинулись футов на десять, мне полегчало. Зуд отпустил.
– Думаю, теперь можно идти спокойно.
– Видела бы ты свои волосы! Они пустились в пляс. Через пару шагов улеглись, но зрелище было неслабое!
– Не сомневаюсь. – Мои волосы и в обычном их состоянии смотрятся неслабо. Слишком плохо я за ними ухаживаю, по полгода не стригу. – У тебя найдется чем разжечь огонь?
– А у тебя? Что, не предусмотрела? Знала, куда идешь, и не захватила…
– Успокойся, все я предусмотрела. Просто у меня осталось мало трута. Неохота расходовать мой, если можно израсходовать твой.
– Ну спасибо. Характер у тебя уже почти как у наших вредных старикашек. – Тут он с грустью вспомнил, что одного из этих вредных старикашек уже нельзя называть нашим – срок его пребывания в Отряде истек.
– Учусь у лучших. Слушай, мне вот что пришло в голову. Даже если все ловушки остались позади, учитывая то, как у колдунов работают мозги, можно предположить, что опасность может таиться в самих Книгах. Один взгляд на страницу – и ты до конца жизни будешь стоять здесь и читать вслух, даже не понимая смысла слов. Где-то я слышала о подобных чарах.
– Что же нам делать?
– Ты заметил, что все три Книги открыты? Нужно подобраться к ним снизу, закрыть и перевернуть передней обложкой вниз. Но даже если поджигать с закрытыми глазами, может возникнуть желание взять Книгу в руки. Я читала о магических символах, которыми ракшасы испещряют переплеты своих манускриптов.
– Говорящая книга расскажет, что в ней содержится? Всю жизнь о такой мечтал.
– А я-то думала, что Душелов заставила тебя освоить грамоту, прежде чем поставила начальником над серыми.
– Заставила, да. Но это не означает, что мне нравится чтение. Чертовски трудное занятие.
– Надо же! А мне казалось, чертовски трудное занятие – держать пивоварню. Ни минутки свободного времени.
Поскольку я была меньше ростом, то решила, что сама подкрадусь к аналоям. Со всей осторожностью. От этих Книг, конечно, можно ожидать чего угодно, но им не увидеть, как я приближаюсь.
– Пиво варить я люблю, а читать – нет.
Ну, коли так, ему и огниво с трутом в руки. А у меня нынче кризис совести, не менее тяжелый, чем любой из моих кризисов веры. Я люблю книги. Я верю в книги. И обычно не считаю возможным уничтожать книги из-за несогласия с их содержанием. Но эти Книги Мертвых хранят жуткие рецепты умерщвления нашего мира. И не только нашего, но и многих, примыкающих к плато Блистающих Камней.
Впрочем, этот кризис не требовал немедленного решения. Нравственный выбор мною был сделан заранее, иначе бы я не стояла на четвереньках под аналоями, слушая кощунственные реплики неверного, которому что мой Бог, что безжалостная Разрушительница, богиня культа обманников, – без разницы. Я закрыла Книги, гадая, не могут ли Дети Ночи еще каким-нибудь способом добраться до меня.
– На переплетах ничего нет, – сказал Лебедь.
– Естественно, ведь я перевернула Книги передней обложкой вниз.
– Постой. – Он поднял палец и наклонил голову, прислушиваясь.
– Эхо.
– Нет, там кто-то есть.
Я насторожила уши.
– Опять поют. Напрасно они это делают. Во всем Отряде ни у кого нет слуха, кроме Сари. Теперь можешь подойти. Думаю, это безопасно.
– Думаешь?
– Я же еще жива.
– Не уверен, что это достаточно убедительный довод. Такую кислятину даже монстры есть не захотят. С другой стороны, я…
– С другой стороны, твое счастье, что мой Бог не позволяет мне выяснить экспериментальным путем, кто бы захотел сожрать тебя. Полагаю, только жуки, паразитирующие на продуктах жизнедеятельности нашей скотины. Вот то, что нужно для сожжения.
Лебедь был уже рядом со мной. Под «тем, что нужно для сожжения» я подразумевала нечто вроде большой жаровни, в которой сохранились остатки древесного угля. Она была из меди, с чеканным узором в стиле, бытующем в большинстве культур на этом краю света.
